Изгой

Ратмир внезапно болезненно почувствовал, как постарел за эти полгода, как много стал бояться. Та жуть, которая нахлынула на него с первым ядерным ударом по Дертау, больше его толком не отпускала. Тогда он ясно понял, насколько все вокруг уязвимо, что в один миг может исчезнуть все, что дорого. Теперь ему становились дороги и близки многие в Рамире. Тут были настоящие друзья, тут появились мечты о счастье. И он боялся потерять это все так же в одну секунду, как потерял родителей и друзей в Орде.

Когда он был лихим комбатом, он легко побеждал страх, ныряя в него, как в воду. Но страхи ротного или батальонного командира — быстрые, угрозы были здесь и сейчас, касались его самого и тех, кто в радиусе нескольких километров — в пределах района обороны его подразделения. Здесь, в Рамире, возглавив несколько тысяч человек, воевавших в полосе сотен километров, он понял, что страх может быть тягучим, долгим, и в него нельзя «нырнуть». В таком большом войске события развивались медленно, угрозы тянулись липкими каплями. Они плавно росли, их нельзя было пресечь в один момент, а только также медленно разруливать, как будто развязывать сложные узлы. Кончался один страх, оставались другие.

Входя в штаб к Тору, Ратмир краем глаза увидел себя в зеркале. Ему там было не 28 лет, а все сорок, плечи были чуть вдавлены вниз, словно на них мешками висели эти его страхи, лицо сузилось, высохло, а из-под белесых жестких бровей смотрели встревоженные, злые серые точки глаз.

Тор выглядел, словно не спал несколько суток, возможно так оно и было. Он, хлебая кофе из белой большой кружки, смотрел побледневшими в последние недели бывшими синими глазами в монитор и нервно водил, щелкая, мышкой, барабанил что-то по клаве:

— Смотри. Подписался на огненный алгоритм военной победы. Задаешь ему все исходные, он быстро считает и дает рекомендации, как воевать, чтоб победить. Веришь машине, командир?

— Машинка может и правильно посчитать, — думал вслух Ратмир, — но ты уверен, что ты правильные данные ввел?

— Да, тут тысяча показателей, полдня вбивал. Конечно, по противнику есть пробелы в информации, но не критичные. Так вот, Алгоритм Войны рекомендует дать генеральное сражение в Гротхилле всеми силами, а не дробить войска на мелкие партизанские группы, как ты советовал.

— При нашем соотношении сил, в генеральном сражении нас раздавят за трое суток.

— А Он говорит, что если сдадим Гротхилл без боя, сольем золото Вейндиора, то останемся без денег и пополнений, без поставок нового оружия, и придется тогда дробить силы не на батальоны, а на взвода, а к зиме, нам станет нечем кормить солдат, когда миротворцы займут все села, а местное население примет их сторону.

— Про золото он прав.

— А как организовать сражение, тут есть идеи, на посмотри, — Тор встал из-за стола, освобождая место Ратмиру, отошел к окну, — нам надо пару месяцев продержаться. Анты готовятся захватывать Аргунию. Население против них, я туда свои сети закинул, ребят смышленых отправил, фолловеров набираем. Когда анты попрут на Аргунск и на Камелстоун, может, получится объединиться с остатками аргунских войск и местными формированиями. Примем их в Рамиру — выйдем на новый уровень игры, сравняемся по совокупным ресурсам с Уоллосом, даже обойдем его, а там — займемся и Партой, и Северной Карфой.

Тор смотрел в окно на стоявший во дворе БТР. В эти полгода через него прошло больше информации, чем за всю предыдущую жизнь. Он одновременно вел сотню дел, должен был быть в курсе всего, что происходило в каждом районе и поселке Рамиры, в деталях знать, что творилось по всей 5-й планете, в межгалактических комиссиях… Ему уже казалось, что он всегда жил в Рамире, что до нее ничего не было. Долина Чобан, планета геологов, Город Мертвых — все это было, как во сне или в другой, чужой жизни. Он смутно помнил, как выглядели Волос и Лилит, к стыду своему, «не зациклился» на гибели Вагнера, простившись с ним мысленно — быстро, без водки и слез. Он почти не вспоминал Маат…

— Как мы можем? С какого черта, кто мне дал это право, кто обязал меня? — спрашивал он то ли себя, то ли Ратмира, — это будет сражение. В нем сойдутся 13 тысяч живых человек. 5, а может и 10 тысяч из них погибнут, станут калеками. Опять пушки будут крушить дома, жечь мирных. Эта земля только воскресла, только потянулась к жизни, и опять — война и смерть. И это несу я.

Все эти месяцы он чувствовал долг перед двумя миллионами избравших его людей и поверивших ему и его проекту интернет-демократии. И еще ему было интересно. Он воплощал здесь свои мечты, строил свой город-солнце. Но этого слишком мало, чтоб отправить на смерть тысячи человек.

Ратмир смотрел на него удивленно, скривив жесткие губы в сушеной улыбке: