Изгой. Истерзанные крылья

Первый удар был совсем слабым. Я понимал, что Эстель старается сделать так, чтобы мне не было больно. Но добилась этим совершенно противоположного – внутри у меня все рвалось на части. Я страдал от собственной унизительной беспомощности, от того, как эта маленькая храбрая женщина пыталась, как могла, защитить меня и уберечь; от острого, болезненного чувства привязанности к ней, которое так усложнило наши жизни. Но я ни о чем не жалел. То, что я испытывал рядом с Эстель, было бесценно. Она делала меня живым.

Мне хотелось закричать ей, чтобы она била быстрее и сильнее. Тогда, может быть, князь удовлетворится и прекратит эту пытку. Я бы вынес что угодно, лишь бы он перестал мучить ее. Ведь именно Эстель он сейчас наказывал, заставляя пороть меня. Моя же жуткая кара заключалась в словах, которые он вынуждал ее произносить.

«…кто может касаться тебя?.. только вы… кто может целовать тебя?.. только вы…»

От того, что я слышал, внутри у меня все сжималось в тугой ноющий клубок. Хотелось кричать на грани животного рыка: нет! Нет! Не ты, а я, я могу касаться ее! Только я могу целовать ее! Хотелось броситься на Морхира, но цепи держали крепко. От царившей в камере духоты по телу рекой бежал пот, заливая глаза, попадая на свежие кровоточащие раны. Я терпел. Терпел, мысленно поклявшись, что мое время ещё настанет.

Наконец князь отослал Эстель, и я выдохнул с облегчением. Что бы он ни уготовил для меня дальше – я выдержу, лишь бы она была в безопасности. Среди этих вонючих грязных стен ей было не место.

Я был готов к тому, что Морхир оставит меня здесь погибать – пусть не от ран, которые легко затянутся, зато от вынужденного бездействия. От мыслей, способных лишить рассудка. От однообразных дней и ночей, которые сольются в одну сплошную бесконечную тьму. Но я не собирался позволять похоронить себя заживо. Мне было ради кого жить. Я бы рыл землю когтями, грыз путы зубами, но выбрался. Выбрался бы, чтобы отомстить. Не за себя, нет. Я уже привык к постоянным унижениям, снося их с философской стойкостью. Но то, что Морхир мучал Эстель, я оставить просто так не мог. Как и саму ее – ему. Никогда, пока я жив.

Но у князя оказались совсем иные планы на мой счёт.

Морхир вышагивал по камере с истинно королевским видом, будто здесь не воняло, как на помойке, и его дорогие сапоги из кожи редкого в этих краях белого оленя не утопали сейчас в помоях. Он ходил из стороны в сторону, словно забыв о моем присутствии вовсе, но я понимал, что на самом деле его хитроумный мозг сейчас активно работает. Наконец он остановился рядом и вперил в меня тяжёлый взгляд.

– Вот что, айранит. Я предлагаю тебе сделку.

– Сделку? – переспросил я, усмехнувшись. – Я знаю цену сделок с тобой, Морхир.

О да, я прекрасно ее знал. Запомнил раз и навсегда в тот день, когда оказался принят к князю на службу.

170 лет назад

Доля изгнанника всегда незавидна. Но доля изгнанника-айранита сродни безысходности.

Как правило, айраниты редко покидали свой клан добровольно, а если делали это – то только с соизволения наварха и только по просьбе главы иной расы, желавшего иметь у себя на службе привилегированного воина. Были и такие, что уходили из клана по собственному желанию. Их участь была не лучше, чем у изгоев.

Дело в том, что айранит мог считаться уважаемым и элитным воином только в том случае, если имел знак отличия, свидетельствующий о том, что он безупречно подготовлен по всем боевым дисциплинам. Клеймо в виде двух перекрещенных клинков наносилось на затылок, а чтобы кожа в этом месте не регенерировала, отметина освящалась магическим заклятьем. Так как айраниты-мужчины магией не обладали вовсе, а айраниты-женщины владели только магией воздуха, то для подобных обрядов наварх содержал в клане чернокнижника. Чернокнижник был уважаемой личностью среди айранитов, обычно очень надменных по отношению к другим расам, так как именно он создавал для них разнообразные амулеты, которые помогали нивелировать отсутствие магических способностей.

Заговоренный знак отличия на затылке светился зелёным колдовским огнем и был предметом гордости каждого айранита, который с этих пор считался достаточно зрелым для службы, строительства собственного дома и заведения семьи.

Но семьёй мужчины-айраниты обзаводиться не спешили, несмотря на то, что редко кто из женщин клана был готов к внебрачным отношениям. Раз в месяц им не возбранялось спускаться с гор, чтобы удовлетворить свои потребности с женщинами более сговорчивых рас. Например, с ненасытными бесовками.