Изгой. Истерзанные крылья

Но думать об этом было слишком поздно. Окутанный белыми хлопьями тумана по самую макушку, заботливо укрытую слоем снежной изморози, как невеста – фатой, Царус застыл в своём величественном безмолвии, и сама жизнь вокруг него будто бы замерла. На вулкан не попадали лучи Флеймода, над ним не пролетали птицы и даже ветра не смели нарушать его покоя, словно опасались потревожить то, что дремало в его заледеневших глубинах.

Царус был уже очень близко, я чувствовал на себе его холодное дыхание, от которого по коже шел мороз. И с каждым шагом, приближавшим нас к нему, я приближался к своему спасению – или погибели.

Оставив лошадей у подножия вулкана, я вознёс нас с Эстель на его вершину на своих крыльях. Они так и остались надломленными и растерзанными, без единого пера, лишь рваные клочья кожи свисали с деформированного остова, обнажая местами кость. Но по крайней мере, я мог ими управлять, несмотря на боль, которую причиняли мне увечья.

Оказавшись наверху, у самого кратера, мы заглянули внутрь. Все содержимое вулкана казалось абсолютно белым, застывшим в ледяном молчании и бездействии. Я совершенно не представлял, как в этом царстве холода искать загадочный артефакт, точное описание которого никому даже не было известно. Кто-то говорил, что это драгоценный камень размером с ноготь, кто-то – что это сосуд, в котором заключена та самая настоящая слеза. Версии разнились, порождая сомнение в том, что этот артефакт вообще возможно отыскать.

Но никогда и никому ещё он не был так сильно нужен, как мне. И если он существует, я должен его найти. Ради Эстель.

Я снял с локтя захваченную с собой веревку с крюком на конце и повернулся к ней. Она дрожала от холода, но старалась сохранять бодрый вид. Сняв с себя камзол, я накинул его ей на плечи и помассировал их, чтобы согреть. Затем спросил:

– Бэзил, случайно, не говорил, как выглядит Слеза?

Эстель покачала головой:

– Нет. Киаран?

– Да?

– Мы ведь найдем ее, правда?

Лгать не хотелось. Но и пугать Эстель – тоже.

– Найдем, если только она действительно здесь, – ответил я, невольно хмурясь. – Я сейчас спущусь вниз, а ты будешь ждать меня на этом месте. Если меня долго будет…

Эстель молниеносно впилась пальцами в мою руку.

– Нет. Я пойду с тобой.

– Не пойдешь, – отрезал я. – Я понятия не имею, что там внутри. Тьма побери, Эстель, я не слышал, чтобы хоть кто-то из тех, кто спускался в жерло за Слезой, возвращался оттуда!

Я тут же пожалел о своих словах. Ее глаза расширились, в них всколыхнулась тревога… и решимость.

– Пойду, – упрямо заявила она. – Я хочу быть рядом, что бы ни случилось.

Я не видел смысла в этом споре, который мог оказаться бесконечным. Просто молча вонзил крюк в заледеневшую поверхность Царуса и, сбросив веревку вниз, начал свой спуск, повторив:

– Оставайся здесь, Эстель, – впрочем, не сильно надеясь, что она меня послушает. И не ошибся. Эстель начала спускаться по верёвке вслед за мной. В конце концов, мне не осталось ничего иного, как заключить ее в свои объятия, и вместе со своей драгоценной ношей продолжить спуск.

Ноги скользили по льду, и каждое движение приходилось тщательно выверять. По мере продвижения вниз я внимательно оглядывал все, что нас окружало, пытаясь заметить, возможно, какие-то потайные уголки в стенках вулкана. Но сквозь слои льда ничего необычного не проглядывалось. Я говорил себе, что отчаиваться рано, и руки Эстель, сомкнувшиеся на моей шее, давали мне сил для каждого следующего шага.

А потом веревка оборвалась.

Приземление оказалось неожиданно мягким. Падая, я выпустил крылья, но они оказались бессильны, потому что нечто более мощное засосало нас в свой водоворот. Тогда я прижал Эстель к себе крепче, ожидая неизбежной боли, которая должна сотрясти тело при соприкосновении с твердой поверхностью после падения с такой высоты. Но боли не было. Ноги вдруг почувствовали под собой надёжную опору, а удар был таким слабым, будто я спрыгнул на землю с расстояния не более метра.

В первую очередь я убедился в том, что Эстель цела. На ней, как и на мне, не было ни единой царапины, лишь лицо носило отпечаток пережитого волнения. Тогда я позволил себе оглянуться по сторонам.

Мы оказались в помещении, имевшем форму круга. Его купол был таким высоким, что уходил в невидимые глазу выси. Стены блестели и переливались сиянием миллионов драгоценных камней, которыми были полностью покрыты, отчего зал наполнялся загадочным голубоватым свечением. В камнях я узнал аурус, бывший чем-то сродни земному бриллианту.

Мебель из белого дерева с ручками и орнаментом из золота была настолько роскошна, что подобной ей я не видел ни у одного правителя многочисленных кланов Шезгарта. Диваны и кресла на золочёных ножках были обиты белым шелком, и все это производило впечатление красоты сколь совершенной, столь же и отталкивающей своей безжизненностью.