Изгои Вечного города. Первые христиане в Древнем Риме

Сложен в этом Евангелии и образ Христа. Он имеет все в себе самом: и человека, и ангела, и тайну, и Отца; Он не открылся таким, каким Он был воистину. Он открылся великим как великий, Он открылся малым как малый, ангелам — как ангел, людям — как человек (26). Тем самым для автора человеческое начало в Иисусе — лишь способ его общения с людьми. Имена Иисуса — Иисус Назареянин Христос — неподлинные, ибо истинное имя Логоса — тайна. Эти имена толкуются как символы: Иисус — искупление, назара — истина. Интересна полемика, направленная против догмата о непорочном зачатии: «Некоторые говорили, что Мария зачала от Духа Святого. Они заблуждаются. Того, что они говорят, они не знают. Когда (бывало, чтобы) женщина зачала от женщины? Мария — дева, которую сила не осквернила (сила, как уже говорилось — понятие отрицательное)». Затем еще прибавлено: «И Господь не [сказал бы]: [Отец] Мой, [который на] небесах, если бы у Него не было [другого] отца, но Он сказал бы просто Отец мой» (17). Первое возражение связано с тем, что, как уже говорилось, слово «дух» на арамейском языке женского рода; вероятно, также с тем, что в ранних евангелиях Святой Дух назван Матерью. Второе исходит из словоупотребления канонических Евангелий или, возможно, логиев. В Евангелии от Филиппа редко употребляется слово «Господь»[91]. Представляется, что этот текст заимствован автором из какого-то более раннего писания, вероятно, иудео-христианского, возможно, связанного с воззрениями эбионитов, чтобы высказаться против ортодоксального христианства, но в него вставлена собственная мистическая трактовка Марии, имя, которое обыгрывается еще в одном месте, где сказано, что Мария — Его сестра, и Его мать, и Его спутница (32).

Евангелие от Филиппа — произведение сложное и многозначное. Оно вобрало в себя элементы античной философии[92] с ее диалектическим методом и учением об Едином, восточные верования, положения в распространенных в то время христианских философских трактатах. Мы показали только некоторые стороны этого памятника, имеющие отношение к истории группировок внутри раннего христианства и отражающие стремление создать учение, в центре которого стоял бы внутренний мир человека.

Еще одно писание, открытое в Наг-Хаммади, называется Евангелием Истины, — но оно так же далеко от новозаветных сочинений. В этом произведении также главная идея — постижение истины. Отец истины — абсолютное божество; Слово — посредник между людьми и божеством. Автору Евангелия Истины знакома христианская традиция о жизни и поучениях Иисуса; ученые обнаружили у него ряд выражений, совпадающих с теми, что встречаются в Новом Завете (Евангелиях, Откровении Иоанна, Послании к евреям). Но осмысление и контекст этих выражений иной[93]. В основном там говорится о Слове-Логосе, которое спасает тех, кто не знает Отца. Об Иисусе сказано, что Он пришел в подобии тела — все та же идея нереальности человеческой природы Иисуса. Слову противопоставлено Заблуждение — столь же абстрактное понятие. Оно преследовало Иисуса за то, что Он дал свет людям — здесь отсутствует ортодоксальная идея искупительных страданий Иисуса. Автора не интересуют обстоятельства распятия Иисуса: Он был пригвожден к дереву, символу Древа жизни, и стал плодом знания об Отце (18: 24 — 2, 6). Он не воскресает телесно, а снова становится самим собой, сбросив смертные одежды. Известные автору примеры из поучений Иисуса трактуются символически: пример со спасением овцы в субботу объясняется, что Иисус дал жизнь овце, чтобы показать людям, что Спасению не дано отдыхать. Как и у других гностиков, христианство — это возвращение к истинному знанию о Боге, которого люди забыли. Подобно поэтам, автор Евангелия Истины сравнивает земную жизнь с пустым сном. Люди — жертвы пустых образов из снов, они находятся во власти тоски и страха, которые, незнание принесло в мир. «И тоска распространялась как туман, так что никто не мог видеть. Поэтому Заблуждение стало могущественным» (17: 10–16). Посредством мистического откровения — гносиса люди пробуждаются, вспоминают, освобождаются от ошибок. Гносис носит для автора интуитивный, а не логический характер. Для создателя этого произведения не существует проблем этики — человек воспринимается как одинокий, живущий вне окружающего мира и людей. Вероятно, автором Евангелия Истины был Валентин или его ближайшие последователи. Он пытался освободить своих сторонников от страха — не только от страха перед внешними силами (а страх охватывал все больше людей уже во II в.), но перед Богом, страха перед наказанием, перед невозможностью войти в Царство Божие, который испытывали считавшие себя грешными христиане ортодоксального направления. Ведь познание божества означало и соединение с ним.