Изгои Вечного города. Первые христиане в Древнем Риме

Как уже говорилось при характеристике заповедей блаженства, они содержатся и в Евангелии от Фомы. Но наряду с обещанием блаженства бедным, гонимым, голодным (что ближе к Евангелию от Луки) включена фраза, непосредственно связанная с гностическим восприятием: «Блаженны единственные и избранные, ибо вы найдете Царствие. Ибо вы от него и снова туда возвратитесь».

Отголоском древней христианской традиции представляется речение Евангелия от Фомы, призывающее к необходимости распространять новое учение: «То, что ты слышишь ухом, возвещай это другому с ваших кровель. Ибо никто не зажжет светильника и не ставит его под сосуд, и никто не ставит его в тайное место» (38; по другому расположению текста — 33). Эта фраза восходит к полемике с замкнутостью кумранитов, отраженной и в новозаветных Евангелиях. В коптском тексте Евангелия от Фомы, во многом пронизанном гностическими идеями, она кажется противоречащей тайности учения. Встречаются там и аналогии с греческими папирусными логиями, явно заимствованными из иудео-христианской традиции: «Если вы не поститесь (отречетесь) от мира, вы не найдете Царствия, если вы не делаете субботу субботой, вы не увидите Отца» (32). При этом автор резко выступает против такого иудейского обряда, как обрезание: он утверждает, что если бы обрезание было полезно, Отец зачал бы людей в матери обрезанными; полезно лишь то, что автор Евангелия от Фомы символически называет «духовным обрезанием».

В то же время Евангелие от Фомы пронизано идеями, противостоящими не только христианскому ортодоксальному учению, но и представляющими своеобразный перевертыш господствовавших культурных ценностей. Автор Евангелия от Фомы полемизирует с необходимостью возносить христианами молитвы, раздавать милостыню и с такими уже начинавшимися устанавливаться обычаями, как пост: «Иисус сказал: Если вы поститесь, вы зародите в себе грех[88], и если вы молитесь, вы будете осуждены, и, если вы подаете милостыню, вы причините зло вашему духу. И если вы приходите в какую-то землю и идете в селения, если вас примут, ешьте то, что вам выставят. Тех, которые больны, лечите. Ибо то, что войдет в ваши уста, не осквернит вас, но то, что выходит из ваших уст, это осквернит вас» (15). В этих фразах использованы речения, вошедшие и в Новый Завет — и о необходимости лечить, и о том, что входящее в человека не оскверняет его (последнее, по-видимому, одно из ранних положений христиан, возможно, восходящих к самому Иисусу и связанных с противопоставлением духовных ценностей иудейскому ритуалу). Однако отказ от молитвы — обращения к Богу не соответствовал всей древней религиозной практике не только христиан, но и последователей восточных верований; а осуждение милостыни ставило последователей, разделявших эти взгляды, вне общепринятой морали, тем более христианской.

Более ярко и напряженно, чем в Новом Завете, в этом евангелии описаны последствия, которые вызовет приход Иисуса. В первоначальной традиции это описание относилось к Страшному суду, но здесь речь идет о крахе космоса: «Может быть, люди думают, что я пришел бросить мир в космос, и они не знают, что я пришел бросить в мир разделение, огонь, меч, войну. Ибо пятеро будут в доме: трое будут против двоих и двое против троих. Отец будет против сына и сын против отца и они будут стоять как единственные»[89] (17). В канонических Евангелиях сказано более кратко — у Матфея употреблен символ меча: «…не мир пришел Я принести, но меч…» (Мф. 10: 34: Лука употребляет конкретное слово «разделение» (Лк. 12:51).