Изголовье из травы

«Всякий может создать дневник, отмечая: „Сегодня с утра шел дождь, после полудня развиднелось…“, „здесь растет сосна, там протекает такая-то река…“ – писал Басё в „Рукописи из дорожного сундучка“. – Но если в твоем восприятии нет неповторимости и новизны, то лучше молчи! И все ж увиденное по дороге невольно запечатлевается в сердце… И ты собираешь в единую картину случаи, встречи, пейзажи, тяготы и невзгоды пути, видя в этом прекрасный способ уподобиться облакам и подчинить себя воле ветра. Однако в любом случае, – прозорливо замечает он, – люди, примут твои записки за бормотание пьяного или невнятные речи спящего».

Глава 21 «Чай хорош! и вино хорошо!..»

Одна только мера была у него – для жизни и для искусства: поэзия это или не поэзия. Так он и заявлял, если что не так: «Это не поэзия». И все дела.

Знаменитый на всю страну Мастер хайкай, звезда, все с восторгом принимали его, гордились, что Басё остановился на ночлег именно тут. А все равно он должен был платить хозяевам постоялых дворов, тем, кто снабжал его лошадьми, расплачиваться за еду и лечение, короче – деньги заботили Басё в пути не меньше, чем моего Лёню. Но в путевом дневнике – ни звука о деньгах. Это не поэзия.

Зато он с удовольствием вспоминает историю, как к отшельнику приехал император и, остановившись у ворот его дома, спросил:

– Учитель, здоровы ли вы?

Тот вышел к нему в простом платье и ответил:

– Я безнадежно болен ключами и скалами окрестных мест, я хронически болен здешними туманами и дымкой.

Ну, что за люди, а? Что это были за люди? Как они мне симпатичны, прямо родные до невозможности, хоть и японцы, и многих давно нет на свете.

Чтобы Басё не заблудился, крестьянин дал ему лошадь и сказал:

– Она вас выведет на дорогу, а потом отошлите ее обратно. Она сама вернется домой, – вывел под уздцы лошадь и вдруг попросил:

– Напишите мне стихи.

«Что за изысканная просьба?» – подумал Басё и тут же сочинил для него:

Наискосок
Через поле ведем коня.
Кукушка.

«Если посмотришь успокоенным взглядом, – записывал в дневнике Басё, – увидишь – любой вещи присуще то, на что она способна, различишь голоса гусениц и шелест осеннего ветра».

Он идет, и все волнует его – плавучие гнезда уток в разливе майских дождей, первый ледок на хризантемах, как стучат деревянные подошвы по морозным доскам моста или бегут осенние ручьи с крыши вдоль осиных гнезд… «Как сельдерей хорош!..» вдруг восклицает он.

Такое впечатление, будто все вокруг окликало его:

– Басё! Басё! И про нас напиши!

«О, сколько их на полях! Но каждый цветет по-своему. Вот высший подвиг цветка!» – приветливо отзывался Басё. – «Все выбелил утренний снег. Одна приманка для взора – стрелки лука в саду». «Легкий речной ветерок. Чай хорош! И вино хорошо! И лунная ночь хороша!..» «Едва-едва я добрался измученный, до ночлега. И вдруг – глициний цветы!» «Вконец отощавший кот одну ячменную кашу ест… А ведь еще и любовь!» «Печального, меня сильнее грустью напои, кукушки дальний зов!..» «Я к цветущим вишням плыву. Но застыло весло в руках: ивы на берегу!»

Если ты тих и одинок, считал он, тогда деревья – твои учителя, ручьи – книги, а камни – молитвы. Он шел здесь, когда вишни уже отцвели, но вечнозеленые обступали его – крошечного путника – громадные криптомерии.

Они и нас тоже с Лёней обступили, эти же самые! По всему видно, некоторым из них не меньше тысячи лет. Как трубы органа, они уходят ввысь, унося за облака хвойные колючие кроны. Все оттенки красного на стволе – особенно у корней красный густо замешан. А ствол – мохнатый, лоскутный. Лоскуты коры используют в храмах, как записочки. На них пишут имена, возжигают, и к небу уносится дым, как поминовение – во здравие или за упокой.

Между лентами коры песок, мох, паутинка. Но никаких насекомых! Чистое дерево. Хочешь, обнимай его, сядь в тени на переплетенье корней, прислонись спиной, ляг – поспи! Криптомерия будет стеречь твой сон. Никто тебя не потревожит.

Недаром ее считают священной. А древесину ценят на вес золота, каждый ствол стоит несколько миллионов йен. Особенно японцы дорожат строительными досками в несколько метров шириной, которые получаются, когда ствол распиливают по самому широкому сечению.