Изъян в сказке: бродяжка

Зои быстро велела Пэгги дать ей ребёнка и, обхватив бесформенный и пока неподвижный свёрток, вышла на лестницу. Мэгг, набросив на плечи дорожный плащ, поспешила за ней. Зои шла торопливо, не оглядываясь. Мэгг примерилась к её шагу и спросила на очередном повороте:

— Что такого сделала твоя мать, что служитель Всевышнего не желает принимать её ребёнка?

Зои бросила на неё взгляд, перехватила свёрток, из которого начали доноситься негромкие и как бы мяукающие звуки, и буркнула:

— Сделала… Платить она не пожелала. Перед Алем, самым мелким, не считая этого, у мамки трое детей умерли подряд, года не было. А этот тоже болезненный, хилый. Она и подумала, что, может, он тоже умрёт, так и расходов будет меньше.

Зои не была набожной, Мэгг ни разу не слышала от неё молитвы. Но, похоже, даже её это задевало.

— Давай я его понесу? — предложила Мэгг и не без труда перехватила ребёнка. Чуть сдвинула в сторону одеяло и встретилась взглядом с тёмно-синими живыми глазами. Каким бы маленьким и даже больным этот младенец ни был, он смотрел на Мэгг внимательно и с искренним любопытством. Его маленький ротик зашевелился, и из него вырвался забавный звук.

Лицо ребёнка было в серых разводах — едва ли его мыли сегодня. И Мэгг, сосредоточившись, пожелала очистить его кожу от грязи. Привычно запахло грозой, стало чуть тяжелее дышать, но зато ребёнок теперь оглядывался, насколько ему позволяли края одеяла, с явным удивлением, а на щеках его виднелся едва различимый румянец.

Мэгг даже не заметила, что они пришли. Зои перехватила её за локоть, и вместе они поднялись по трём белым ступеням к тяжёлым дверям святейшего дома.

Это был очень старый дом, но не дряхлый, а величественный. Над дверями сияло, переливаясь и отбрасывая на серые стены разноцветные блики, Око Всевышнего. Его свет был таким ярким, что не оставалось сомнения: его заколдовали ведьмы.

Фасад был украшен замысловатой резьбой, в которой угадывались животные и цветочные мотивы.

Утренние моления уже закончились, и, когда Зои толкнула двери, Мэгг увидела, что внутри, в просторном и очень светлом зале, пусто.

Впрочем, почти сразу двери за Зои закрылись, а Мэгг с младенцем остались ждать снаружи, пока все вопросы с платой и церемонией будут улажены.

Ребёнок принялся агукать, и Мэгг, не зная точно, понимает ли он её, тихо сказала:

— Видишь свет? Это Всевышний на тебя смотрит.

Она вдобавок показала на отсветы пальцем и перехватила ребёнка так, чтобы ему было лучше видно. Тот заморгал и протянул что-то вроде: «а-о», а Мэгг продолжила:

— Всевышний видит нас всех, и заботится о нас. Сейчас я внесу тебя в его дом, и там…

Она замялась, заметив некое противоречие. Если Всевышний видит всех, то зачем вносить ребёнка в его дом и представлять его Оку? Ведь он уже его видит?

Рей отругал бы её за такие мысли, а вздумай она их озвучить, может, и за ухо оттаскал бы. Он считал, что леди не пристало размышлять о сути Святейшей книги — только знать её хорошо. Мэгг хмыкнула. Она уже не леди, так что, наверное, может позволить себе подумать о том, о чем захочет. Верно?

Ни к каким выводам прийти она так и не успела. Дверь открылась, и на крыльцо вышел святейший отец. Он был достаточно молод, жив лицом. У него была острая аккуратная бородка и небольшие мягкие руки, видные под тёмным облачением.

— Кто пришёл на порог этой обители? — спросил он, ласково улыбнувшись Мэгг.

— Девица Ма… Маргарет, — отозвалась она, почти не сбившись в имени.

— Кого ты держишь на руках, девица Маргарет?

— Невинное дитя, мальчика. Я желаю представить его Оку Всевышнего, молить о защите и благословении для него.

За спиной святейшего отца в приоткрытых дверях виднелась Зои — она подглядывала за началом церемонии. Сбоку Мэгг заметила двоих нищих, устраивавшихся на паперти, но не стала уделять им внимания, тем более что святейший отец развернулся к ней спиной и медленно пошёл вперёд. Открыл дверь, остановился, пропуская Мэгг, и произнёс:

— Приветствую девицу Маргарет и младенца в святейшем доме.

Дальше пошла церемония — она была недолгой, хотя ребёнок всё равно расплакался в середине. Мэгг, укачивая его и вслушиваясь в ровный голос святейшего отца, разглядывала необычайно большой и необычайно светлый за счёт множества узких высоких окон святейший дом. Око над входом было, по сути, лишь тенью главного Ока на дальней стене. Именно оно, как оказалось, было заколдовано, причём так искусно, что его свет отражался во множестве окон, сливался в тысячи лучей, но не слепил.

Мэгг так засмотрелась, что едва не пропустила самого главного — когда святейший отец обратился к Зои, заменявшей сегодня мать, с вопросом, как она называет дитя.

— Гарет.

Мэгг не нужно было переспрашивать, чтобы понять происхождение этого имени — и у неё в груди стало необычайно тесно.

Передавая ребёнка Зои на руки, она подумала, что теперь у неё, кажется, есть семья. Этому ребёнку она теперь родная по благословению Всевышнего, и он носит часть её имени. А через него, выходит, она связана и с Зои, и с Лином, и со всей их семьёй.

Эта мысль делала Мэгг очень счастливой.