Изящно, дорого, смертельно

Обычно малолюбопытная Галина Федоровна едва до половины не вылезла в плексигласовую дырку, когда два высокорослых мужика обменивались, так сказать, верительными грамотами. Точнее говоря, обнюхивались. Через разделявшую их Евдокию.

Выполнив приличия, перенервничавшая сыщица чуть не отправилась к лестнице — топать на пятый этаж, лишь бы не оказаться с двумя любовниками в одном лифте! Но Паршин уже нажал на вызов кабины, пришлось — присутствовать. Молчать. Разглядывать светящиеся кнопки с циферками.

Заговорил Антон только в прихожей и начал с очевидного:

— Ты отключила телефон. Я не мог до тебя дозвониться.

Потом демонстративно взял с подставки коричневые плюшевые тапки — так взял, как будто лично их купил и они его всегда тут дожидаются! — переобулся и продолжил:

— Я встречался с Васильевым и Ширяевым. — (Четвертым в списке слитых, «дяденькой по объявлению».) — Предъяв не будет.

О как! Вначале Крученый решил немаловажную проблему и лишь потом явился за спасибо.

И заслужил, чего уж врать. Ведь не исключено, что Семинаристу не выразили претензий как раз потому, что за сыщицу успел вписаться потенциальный «отец города».

— Спасибо, — хрипло, но искренне выдавила Евдокия. Собралась культурно чаю предложить мужчинам, но отвлеклась на трель домофона.

За порогом — хвала Небесам! — стоял всего-то лишь Васильевич, не папарацци или кто-то «однозначный».

Дуся отвлеклась смущенным личиком на встречу драгоценного шпиона: дверь отпирала, третью пару больших тапок рассеянно разыскивала…

Когда встретилась взглядом с Шаповаловым… почувствовала себя мышью. Причем не какой-то мышью вообще, а вполне конкретной. И папу вспомнила.

Когда Дусе было лет пять, в их квартире завелась мышка. На кухне безобразничала, маму до истерики пугала. Папа купил на рынке мышеловку, самолично снарядил приманку, и, неожиданно для всех, грызун — попался. Хвост защемило планкой.

И Дуся навсегда запомнила растерянное лицо папы: он разглядывал попавшего в переплет мыша и не знал, как с ним поступить. По зрелом размышлении, вредителя следовало прихлопнуть. Но, мягко выражаясь, прихлопнуть беспомощное существо… интеллигентному мужчине-горожанину…

Короче, папа отнес грызуна вместе с мышеловкой к мусорным бачкам. Отжал пружину и выпустил вредителя прямо в мусор. Пружинный агрегат оставил там же и опять пошел на рынок, уже за отравленной приманкой.

Сейчас, протягивая Васильевичу тапки, Дуся засекла на себе похожий взгляд — тоскливо-обреченный, толику неловкий. Словно обычно невозмутимый дяденька-шпион никак не мог решить: прихлопнуть Землероеву или спустить в мусоропровод, пускай живет. Пока.

Предпочла подумать, что этот взгляд связан с появлением в квартире нового персонажа — увидеть здесь кого-то еще Васильевич не ожидал.

Так и не вспомнив, знакомы они или нет, растерявшаяся Евдокия их представила. Снова собралась галантерейно чаю предложить…

— Мне бы, ребята, с Дусей пошептаться, — внезапно произнес Николай Васильевич. — Не возражаете?

Жених и любовник поглядели на сыщицу. Краснеющая девица неловко пожала плечиками и молча мотнула подбородком на гостиную.

Пантомиму разгадали правильно, Паршин и Крученый отправились в комнату. Правда, возле двери произошла заминка — мужики столкнулись плечами в дверном проеме и застряли.

Потом дружно расступились, и Паршин, как бы на правах хозяина, слегка язвительно предложил Крученому войти в комнату первым.

Евдокия аж зажмурилась, вообразив возможную реакцию вора в законе!..

Господи, и как же ее угораздило влюбиться в полнейших и непримиримых антиподов!

Но обошлось. Антиподы разошлись без мордобития.

Васильевич, пронаблюдав за брачными играми альфа-самцов, плотно прикрыл за ними дверь и зашептал:

— Ну ты и учудила, Дуська! — Немного выпучил глаза. — Какого лешего ты…

В скинутой куртке Шаповалова запиликал телефон; подняв вверх указательный палец — подожди! — Васильевич достал мобильник. Долго разговаривать с абонентом не стал, лишь буркнул: «Да здесь я, здесь… Сам все скажи» — и протянул Евдокии телефон:

— На. Ильич тебе все лучше объяснит.

Догадываясь, что сейчас ей что-то «лучше» объяснит далекий от «мышиных» мук полковник, Дуся невольно поджала диафрагму. Поскольку давно заметила парадокс: портовый криминальный воротила Семинарист, к примеру, ни разу не повысил на нее голос. Хотя давала повод. А образованный начальник полицейских орал, словно фельдфебель на плацу. Без скидок на пол, возраст, дружбу со всем его семейством и то, что Евдокия даже на минуточку не являлась его подчиненной.

— Землероева? — определился Муромцев.

— Да.

И понеслось…

— Ты что творишь, полоумная, твою мать?! Ты что там устроила?!.

Дуся беспомощно, чуть отставляя телефон от уха, смотрела на сочувствующего Николая Васильевича. И мало что, признаться, понимала. Поскольку составить суть из воплей получилось не сразу и не вдруг.

Но вот когда картинка стала вырисовываться — простила Муромцеву любую грубость на десять лет вперед. Если, конечно, останется в живых или хотя бы на свободе.

Подставила она полковника, как получалось. Подставила так — круче не бывает!