Измена

"Чрезвычайно плоская, однообразная болотисто-лесистая равнина с разностями высот между отдельными пунктами не более 5-10 м. Одна только гряда совсем небольших высот тянется от Любомля через Ковель на Владимир-Волынский; имеется еще небольшая незаболоченная возвышенность удлиненной формы западнее Овруча, господствующая над низким лесным ландшафтом. "Затопленность" глинисто-песчаных или болотистых почв повышается к северу. Особенно сильно заболочены леса по берегам рек Стоход и Горынь.

Весьма разбросанные лесные массивы занимают более половины территории. Скудость почв, их примитивная обработка и изолированность области от внешнего мира обусловливают бедность населения, часты голодовки. Перед ВМВ имелось шоссе первостепенной важности Брест - Киев (через Ковель, Луцк, Житомир) и частично шоссированная дорога Житомир - Мозырь (через Коростень), соединяющая север и юг области. Кроме этих дорог, имелись лишь проселочные ("грейдеры").

Сама область не представляет собой единого целого. Леса, растущие нередко на мокром грунте, как правило, превратились в дикие, непросматриваемые заросли, но местами прерываются довольно значительными свободными участками. Населенные пункты, за исключением небольшого числа местечек, представляют собой примитивные деревни. Особенно неприятны для действий войск многочисленные мелкие реки и ручьи, впадающие в Припять. Они являются фронтальным препятствием для всякого противника, который пожелал бы прорваться через болота с запада на восток или с востока на запад. Годных для передвижения дорог совсем мало. Легкие деревянные мосты построены в давние времена и выдерживают лишь местные телеги...".

"Я не раз бывал в Припятской области и в 1915 и в 1941 г. и должен констатировать, что в 1941 г. особого улучшения условий по сравнению с 1915 г. не чувствовалось. Исключение составляют лишь немногочисленные крупные дороги, которые в 1941 г. были лучше, чем в 1915".

"бедность населения, часты голодовки...".

"Подкрался робко к странникам

Крестьянин - белорус,

...

- А счастье наше - в хлебушке:

Я дома в Белоруссии

С мякиною, с кострикою

Ячменный хлеб жевал;

Бывало, вопишь голосом,

Как роженица корчишься,

Как схватит животы.

А ныне, милость божия! -

Досыта у Губонина

Дают ржаного хлебушка,

Жую - не нажуюсь!".

В 12 в. всё... хуже. "Грейдеры" - а что это такое? "Довольно значительные свободные участки" - веков через семь. Ковеля, Ровно - нет. Есть Коростень, Овруч, которые я обхожу. Бобруйск - боярская усадьба. Могилёв - княжий погост. Мозырь уже городок, передан Долгоруким Свояку, в тот момент Новгород-Северскому князю. С 1161 г. - Черниговский, потом Киевский, нынче Туровский.

Идёт неторопливый разговор, про географию, про погоды - это тоже часть географии. Чётко понимаю, например, что соваться конницей в Припятскую область летом - самоубийство. А так, пока речки, ручьи и болота подо льдом, есть шанс.

И тут у одного из бояр "сносит крышу". Выпил, видать много. Или закусывал мало? И задаёт он, пусть и чуть менее эмоционально, тот же вопрос, с чего бойня в Мологе началась:

-- А мы? А с нами что будет? Вы там, с Боголюбским, все меняете, перетряхиваете да перетрахиваете. А мы-то куда?!

Забавно. Мой диалог с Боголюбским по теме передачи мне владений шёл шифровками. Я абсолютно уверен, что о нём никто не знает. Но народ наш... сплошь эмпаты с телепатами.

А я - способен учиться на собственных ошибках. Поэтому Охрим с конвойными - сыскались ребята - на гульбище стоят. В углу Курт лежит. Возле - Сухан с "плевательницой" на плече. Уже понял: ручной пулемёт есть обязательный элемент столового прибора попандопулы-прогрессора во время массовых мероприятий на аристократическом уровне.

Пулемёт в обнажённом состоянии... Уж больно машинка... не от мира сего. Первое впечатление посторонних: оглобля с яйцами. С четырьмя. Что вызывает... разнообразные эмоции.

Та-ак. Надо дать представление. О восприятии.

Понятия "фаллопротез" здесь нет. А ассоциации - есть. Как и у всего нашего, извините за непристойность... приумножающегося человечества. Пока мы с Кандальником стратегии стратегируем, два поддатых боярина, уже не обращая внимания на застолье, развернулись к Сухану и рассуждают об особенностях моего поведения, как они его понимают:

-- Слышь, Славомысл, эт ему для чего?

-- Да всё для того. У его ж, слыхал поди, бабья в дому, что деревов в лесу. Вот он их по три штуки враз и насаживает. Как Илья Муромец поганых на копьё.

-- Так они с этого сдохнут!

-- Кто? Поганые? Так для того и насаживал.

-- Не! Бабы!

-- Не, не дохнут. Колдун же ж. Родют они. Как икру мечут. В евоном городе, слышь-ка, цельна улица теремами застроена. Выблядков своих селит. Да ты глянь. Вишь тама круглеется? Аж две пары. Эт чтобы на всех хватило. По самые по ноздри.

-- Ага. Ну. А тута, на пиру, на что? Тут-то баб нету.

Воровато оглянувшись в мою сторону, Славомысл наклонился к уху слушателю и донёс свою "славную мысль":

-- А ещё, грят, ён ентой... оглоблей... и мужиков тако же.

-- По трое?!

-- Хужее! Брюхатит!

-- Мужиков?!

-- Ну. По трое. За раз.