Измена. Закрывая гештальты (СИ)

Совершенно обалдевшая, я покорно слушалась и со всем соглашалась. И вот, через десять минут стояла на одинокой трибуне и с замиранием сердца следила за тем, что вытворял на трамплинах Глеб.

А когда он все же заглушил мотор этого невероятно мощного байка четко напротив меня, смогла выдавить из себя лишь:

— Скажи, что ты с этим завязал?

Стянувший со своей светлой головы антрацитово-черный шлем с ало-золотыми лепестками пламени, Глеб хитро на меня взглянул и довольно заметил:

— Переживала? Это так — баловство. Я тут давно не выступаю.

И улыбнувшись тому, как я облегченно выдохнула, добавил:

— Я теперь на кольце гоняюсь.

И кивнул в сторону бездорожья за своей спиной.

Панику мою унимали долго.

Здесь же. На трибуне.

А когда взмокшие, разгоряченные, с безумно блестящими глазами и сбившимся дыханием сидели в обнимку, накрывшись моим пледом, Глеб чуть слышно прошептал в макушку:

— Раньше никогда не боялся, выезжая на трек.

— А сейчас что изменилось? — так же тихо спросила.

Сначала решила, что не ответит, что полезла, куда не следует, но вот твердая рука приподняла мое лицо за подбородок, а яркие голубые глаза взглянули в заплаканные мои:

— Теперь есть что терять. Есть же?

Дыхание перехватило, слезы вновь закипели в глазах. Поэтому я лишь зажмурилась сильно-сильно, прячась от этого пронзительного и такого вопрошающего взгляда.

И судорожно кивнула.

Есть.

На базу мы возвращались в тишине.

В ней же, закутавшись точно в пуховое одеяло, укравшее все звуки, добрались до нашего домика.

И быстрый душ был таким же: полным молчаливой заботы и тихой нежности.

А дальше?

Не заметила, как уснула под ласковые поглаживания и редкие горячие выдохи в висок, ухо или волосы.

И сны мои были полны ею же.

Тишиной.

[1] Банковская карта с особыми привилегиями, выдается при определенном уровне ежемесячных поступлений средств.

Глава 56 Воскресные сюрпризы

'Мне тебя сравнить бы надо с первою красавицей,

Что своим весёлым взглядом к сердцу прикасается,

Что походкой лёгкою подошла нежданная —

Самая далёкая, самая желанная…'

Алексей Фатьянов «Три года ты мне снилась»

Никогда я еще не просыпалась так.

Никогда я еще не просыпалась с ним.

И вряд ли произойдёт в моей жизни что-то более впечатляющее и эмоционально насыщенное.

Как же плоско и скудно звучали все мои: «она проснулась от его нежных и ласковых поцелуев», «он невесомыми прикосновениями будил свою спящую прелесть», «сладкие и трепетные утренние нежности принесли мир и покой душе»…

Езус-Мария! Это же вообще ни о чем.

Ни про что.

Не отражает даже ни доли процента действительности.

Мой тихий сон не был нарушен, лишь слегка потревожен горячим выдохом между лопаток. Потом легким поцелуем в основание шеи, затем прикосновением сильных рук к талии с двух сторон.

А потом я проснулась, ощущая, как Глеб, неумолимый и обжигающий, погружается в меня. Медленно, но неотвратимо.

Мой громкий выдох, скорее даже стон, ознаменовал полное слияние. И только я начала судорожно что-то предполагать об адекватной реакции на бесподобное пробуждение, как в шею сзади тихонько пророкотали:

— Расслабься, медовая. Позволь сделать твое утро таким же сладким, каким оказалось мое…

Да уж, утро мое он «сделал», без сомнений.

Вдруг обнаружилось, что это так приятно: доверять, получать и принимать. Ласки, нежность, заботу — все принимать. И наслаждаться. Не думать: как и чем ответить, достаточно ли хорошо я выгляжу, не слишком ли откровенна такая поза, не оглох ли он…

Опыт оказался более чем впечатляющий.

А когда я пришла в себя и начала воспринимать окружающую действительность, то оказалась сражена той нежностью, что сияла в этом невероятном и пронзительном голубом взоре:

— С добрым утром, любимая.

А голос куда-то пропал.

Зато откуда ни возьмись пробудились инстинкты: обхватила Глеба за шею, притянула к себе ближе, запустила пальцы в растрепанные пряди на затылке и начала зацеловывать это фантастически прекрасное, на мой взгляд, лицо.

Молча.

Покрывшись холодными мурашками ужаса с головы до пят, от осознания того, что я могла никогда-никогда его не встретить. Могла задавить, могла отказаться выпить с ним кофе.

Я-то себя знаю, та еще дура. Ведь могла же.

— Хорошая моя, что? — паника заразна.

— Могла же никогда… никогда, — выдохнула с трудом. Просто ни язык не поворачивался, ни рот не открывался озвучить такие ужасы. Яркие и весьма впечатляющие той безнадежностью, которой от этих мыслей повеяло.

Скрип зубов, глубокий и страстный поцелуй, намекающий, что доза сладкого с утра была маловата, и уверенное глаза в глаза:

— Нет, малышка. Нет. Не думай о плохом. Мы были предназначены друг другу давным-давно. Вселенная вращалась, чтобы мы встретились.

А я хихикнула.

Извращалась.

Да уж, Вселенная порядком извращалась для этого.

Вот, после такого и уверуешь в Высший Разум, да.

Сладкого мне, конечно, перепало еще. В душе.

А потом мы выбрались в люди.