— Капризуля, как ты сегодня хороша. Вот что качественный се… отдых животворящий с женщинами делает, да? — извечная наглость Кирилла Андреевича сейчас как-то особенно утомляла.
— Что случилось, милая? — Глеб плевать хотел на окружающих и обстоятельства.
Сгреб меня в охапку и зафырчал в макушку.
— Так, в порядке очереди: сын — грузи вещи в машину. Вот ключи.
Радостный ребенок вприпрыжку умчался, куда послали.
— Кирилл Андреевич, — тут же вскинул свои выразительные глазищи и аж вперед подался.
Самое печальное, что Глеб в этот же момент резко потянул меня на себя.
— Цирк прекратили. Оба. Что за детский сад? Историю с трофеем проходили. Понравилось? — отрицательно затрясли отросшими челками: золотой и темной. — Мало?
Реакция такая же.
— Поэтому повторяю для особо одаренных: я не переходящее знамя, не игрушка, не зверушка, не забавный спор или эксперимент. Ясно? Дальше: лично для Кирилла Андреевича — именно у нас с вами ничего никогда не будет. Совершенно точно. Кроме личных вкусов, тут еще и дело принципа. Я доступно излагаю? Так понятнее?
Скривился, но кивнул.
— Прошу избавить меня от демонстраций, провокаций и прочих ваших самцовых глупостей. Пожалуйста.
— Хорошо, Капризуля. Я тебя услышал. Ты, конечно, не права и не представляешь, от чего отказываешься. Но свободу выбора еще никто не отменял, — прижал широкую ладонь к сердцу, отвесил шутовской поклон.
А я что, хуже?
Сложила ладони в молитвенном жесте, чуть склонила голову:
— Благодарности великие!
— Ох и намаешься ты с ней, брат, — фыркнул Кир и хлопнул Глеба по плечу.
Они обменялись рукопожатием, и Кирилл Андреевич нас оставил.
— Достал тебя? Я ему завтра отдельно объясню… — тут же начал водить носом по виску Глеб.
Вздохнула:
— Не люблю такую назойливость.
— Да уж я заметил. Как на меня фыркала, а, медовая? Но я знал, что все равно моя будешь, — зашептал в самое ухо, а потом еще и прижался за ним губами.
А меня не только в дрожь от этого бросает. Я вся в мурашках уже от воспоминаний. И он совершенно определенно
Капец.
— Мам, едем? Когда там Лерку-то нам вернут? — поинтересовался довольный жизнью сын.
Вздрогнула. Вздохнула.
И правда.
Пора нам.
— Да, поедем. Скоро уже дядя Марк их привезет.
А когда мы устроились в машине и я порулила к дому, то услышала от ребенка неожиданное:
— Дядя Марк крутой.
Краем глаза тут же заметила, как мгновенно напрягся и весь подобрался Глеб.
— Да, он мне и с геометрией тогда помог, и с физикой.
— Это когда? — совершенно обалдела. — А чего у меня не спросил или у Леры?
Кот сопел достаточно долго, а потом выдал такое, корректное пояснение:
— Да это в марте было.
И снова перехватило дыхание и в ушах слегка загудело.
Ясно, что от перебора с «животворящим отдыхом», а не от воспоминаний о том ужасном периоде нашей жизни.
И среди этого больного, тревожного наваждения меня вдруг накрыло теплом. От горячей уверенной ладони, что легла на правое колено и крепко его сжала. А потом еще и погладила.
Нашел время.
Зыркнула недовольно.
— Когда в следующий раз поедем с тобой кататься на байке, сможешь мне отомстить, — шепнул, широко улыбающийся Глеб.
А потом серьезно добавил:
— Я не в состоянии изменить прошлое, но могу дать тебе будущее, где ты обретешь безопасность, спокойствие и счастье.
Глава 57
Затишье
Следующая неделя у нас была ознаменована в понедельник чудесной вестью: приказ о зачислении Леры в магистратуру вышел.
Как я радовалась — не пересказать. Сильно-сильно и от души. До того, как услышала продолжение.
— А ещё, там такая шикарная программа международного научного сотрудничества. Очень интересная, — взахлёб рассказывала дочь, размахивая чашкой с моим успокоительным чаем.
Международное сотрудничество, с одной стороны, интересовало меня постольку-поскольку, с другой я прекрасно понимала, что если ребёнок об этом напоминает, то ведь неспроста. И в большинстве своем — не к добру.
Естественно, как адекватная мать, начала издалека и не с запретов:
— Милая, а к чему нам это сотрудничество?
— Мам, ты же понимаешь, что придёт сентябрь, и Арсений вернётся на кафедру? — Лера смотрела уверенно и прямо, хоть горечь и притаилась на дне зрачков.
— Ну и хрен бы с ним, извините, — эмоции мои обрели постоянство по этому вопросу.
Дочь очень знакомым образом наклонила голову к плечу и хмыкнула:
— В целом да, конечно, ты права, но мне всё ещё больно, обидно, а также неловко и стыдно.
Ё, как же мне-то стыдно.
Бедный мой ребенок.
— Но, радость моя, я очень извиняюсь, поскольку это явные пережитки именно моего воспитания.
— Я справлюсь, мам, у меня уже есть пара любопытных идей, — успокоила меня моя старшая.