Изменник нашему времени

Белая позёмка приветливо волнуется около ног – кажется не совместимое явление с поздней весной и летом? Это засохший копроматериал тонкого помола, с возможными в нём яйцами гельминтов, альтернативно поселяющихся в печени человека, извлекаемые исключительно скальпелем.

Вопрос «зачем выходил?», когда клаустрофобия уже свернулась мягким клубком – не заглушить, и подталкивает обратно в «крепость», к её рутине, к уставу караульной службы – сопровождающий образ тоски глухой – к шагистике по плацу комнаты, к скудости пищевого рациона, обусловленной не прижимистостью интенданства, но предписанной моторикой кишечной гофры, к отбою – сигналу-освободителю от докучливого дня…

Глава III. Промысел фаталиста

Фатализм на почве пьянства

И стихийного христианства.

Ты, вопрошаешь, друг мой, отвлекают ли общенациональные празднества от возвышающего нас мыслеобразующего процесса? – а не о нём ли, в конечном счёте, идёт разговор тверёзых интеллектуалов, нагружённых не только пропедевтикой философской эзотерики, но бросающих вызов вульгарности невежества прецизионной отточенностью атрибуций в решительном когнитивном усилии…

Заглядывает ко мне чадо от чресл моих в день торжеств народных, но воспитанное вне моей ноосферы, в семье ментально чужой, – бывшая жена, является лишь формально связующим звеном с этим взрослым мужчиной, который обращается ко мне «папа», заставляя смириться с реальностью его здесь нахождения, но как покажет дальнейшее, эта статная фигура находится ещё и под патронатом силы высшей, что, очень возможно, влиянием своим положила предел наркомании чрезмерным винопитием.

Докладывает иногда сы’ну, что случился у меня, очередной виртуальный внук, в чувствах моих тоже, вестимо, неукоренённый, – воспринимаю как ленту новостей, – полом такой-то, от женщины имярек, достоинствами характеризующаяся по месту жительства ниже посредственного, за что, в назидание, и оставленной на пригляд бабушке, то бишь, бывшей моей жене…

При сильном пристрастии к горячительному, работать систематически не возможно, вот и вспоминает отца-однофамильца, когда трубы горят и карман пуст, есть ведь и анфас сходные черты!

Человеком кажется пропащим, при внешнем даже лоске, но, взор, всегда глубоко безрадостный, как монитор гаджета, об этом будто свидетельствует красноречиво и безапелляционно.

По «отечески» (тут кавычки – объект семиотики, знаки сарказма) пытаюсь вербально воздействовать, понимая тщету – придётся снова дать «на лечение», чтобы выпроводить, и, вдруг, у самого порога разворачивается… (нужна небольшая пауза перевести дыхание).

Трубы, которые горели жаждой неутолимой, вдруг превратились в Иерихонские. Стены содрогнулись. Я как стоял, так и сел…

Случилось преображение обычного забубённого враля-пьяницы, в религиозного трибуна.

Но вдруг стала речь откровением,
Ума, разметав построения.
Ведь не только на пажитях бренного,
Ум ищет сил приложения!
Он ожидает спасенного,
От лика стыдом искаженного.

Покайтесь, ибо…! (стенографии, к сожалению великому, не обучен). Страстной, искренней проповедью слогом Евангелия о пути грешника к праведности заполнилось пространство коридора, какой там! – величественного собора. Укоризной и сладостью глагол велеречивой церковнославянской вязи потек в скептическую душу ладаном. А ино сам Савонарола, Лютер, ветхозаветный во вретище пророк, в одном лице, казнили людское непотребство пророчествами мук и воздаянием дарили скорым за благонравие при свидетельстве ничтожного ни живого, ни мёртвого.… Хотелось встать на колена артрозные, каяться, пред отцом, нет, всё же сыном, просветлённым духом, хоть ни в одном глазу, ни сном ни ухом, Валаамом пред ослицею, уста отверзшей.

Когда проповедь достигла крещендо, слёзы катарсиса выступили у проповедующего слово Его… День разорвался полотнищем на двое, от верху до низу, отделив скверну, что было до, и что грядёт, благое! Полуторачасовая проповедь пролетела мгновением. Так бы и слушал, не прерываясь, волшебство речей вдохновенных.

Как Лев Николаич поражался проявлениям барыньки, так и я вопрошаю: самумом палестинским принесло божественный глагол в исконно языческую землю? – «Дух, как ветер, веет где хочет: шум ветра слышишь, а откуда он приходит и куда уходит – не знаешь, так что каждый может быть рожден от Духа».