Изменница поневоле

Она не заметила, что он подошел к ней сзади. Резко обернулась, а он вот – стоит прямо перед ней. Смотрит без улыбки, как будто с сочувствием. Но попробуй пойми, что у них, у полицейских, на уме! Один попросил спрятать деньги, а подложил фальшивку. Второй улыбается, смотрит как родной брат, а незаметно заставил ее проговориться.

– Что вы только что сказали, Маша? – Назаров взял ее за плечи и легонько тряхнул, потому что она зажмурилась и прихватила зубами нижнюю губу. – Ее убили здесь?

– Я не скажу вам ни слова под протокол! Я все буду отрицать, понял ты? – И она ударила его кулаком в грудь раз, другой, третий. И заревела, причитая сквозь слезы: – Я просто не могу больше с этим жить! Я схожу с ума!.. С того самого вечера, как я нашла ее на полу в своей кухне… Маленькая, худенькая и мертвая! Я хотела, точно хотела вызвать полицию… Потом я поняла, что ее убили из-за денег, которые у меня украли. А деньги были не мои! Не мои, понял ты!

И она снова ударила его в грудь несколько раз. Сквозь слезы было плохо видно его лицо, но почему-то казалось, что он не винит ее ни в чем. Просто смотрит. Просто сочувствует.

– Я не могла заявить, потому что не могла! – тонко взвизгнула она. – У меня не было алиби на тот вечер. Я заехала на набережную и уснула в машине. Вот что бы я таким, как ты, сказала? Вы бы арестовали меня сразу же. И о деньгах, этих чертовых деньгах я не могла ничего сказать. Они не мои.

– Ваш друг попросил вас спрятать деньги? – Назаров, не убирая рук с ее плеч, назвал имя любимого. – Он попросил вас спрятать деньги?

– Да. – Она уронила голову, уперлась лбом в его грудь.

– Он не сказал, что это за деньги?

– Господи, конечно же, нет. И уж тем более не сказал, что они фальшивые. А может… – Она подняла зареванное лицо, глянула на него с надеждой, – может, он и сам не знает?..

Вряд ли, подумал про себя Назаров. Иначе не стал бы хранить их в тайнике у своей любовницы.

– Он знает, что деньги пропали?

– Да.

– А о Насте? О ней он знает?

– Да. Я рассказала ему, не выдержала.

– Как он отреагировал?

– А вы как думаете? – Ее губы выгнулись коромыслом, лоб прорезали морщины. – Орал! Ушел. Сказал, что позвонит. И не звонит. А за мной кто-то ходит постоянно.

– Кто ходит?

– Не знаю. Может, я просто сошла с ума. – Маша вывернулась из его рук и обошла по кругу то место, где умерла девушка. – Вот здесь она лежала. Лицом вниз. Без денег, без сумки, без документов. Мертвое тело незнакомой девушки. Я не знала, что делать, и…

– И что же вы сделали? – Он, как прирученный, ходил за ней следом.

– Я избавилась от трупа, – со странной брезгливой гримасой проговорила Маша, останавливаясь у стола. – Как в фильмах о гангстерах. Упаковала тело в пленку, выбросила из окна ванной, потом погрузила в машину, вывезла в лесополосу, сняла с бедняги пленку, сожгла ее, машину отогнала на мойку. Все! Я думала, что все. Но кто-то, видимо, знает, что я сделала. Иначе откуда за моей спиной вот уже который день раздаются шаги, а? Теперь я жду звонка шантажиста.

Вялым движением она стащила с полки пачку сигарет и вышла с ней на балкон, сначала запутавшись в занавеске, потом споткнувшись о порог. Через мгновение потянуло дымом. Назаров смотрел на ее темный силуэт, едва просматривавшийся сквозь тюлевую занавеску, и чувствовал, что ее сумасшествие накрыло и его. Оказывается, это заразно.

Он понимал все сердцем. Понимал, что не сможет привлечь ее к ответственности, и не только потому, что она откажется от своих слов через десять минут. Он почему-то верил ей. Он, циник, видавший всякое, не веривший ни черту, ни дьяволу, верил ей и жалел ее. И еще понимал, как ей больно и страшно. И не знал, как помочь.

Трезвый ум откуда-то из глубин сознания подсказывал, что это тянет на должностное преступление. Что он помогает ей в сокрытии улик, а она единственная на сегодняшний день подозреваемая. В ее квартире произошло сразу два преступления. А она, вместо того чтобы вызвать полицию, взяла и избавилась от трупа.

Страшно.

– О чем вы думали, Маша, когда вывозили тело? О чем вы думали вообще? – Он схватил ее за руку, когда она попыталась обойти его, вернувшись с балкона. – Вы стали соучастницей убийства. Вы понимаете, что натворили?

– Отстань! – отмахнулась она и начала высвобождать руку из его пальцев. – Ни о чем я в тот момент не думала. Было так страшно, что… Что думать было некогда! Думать начала после. И чем больше думала, тем хуже мне становилось. Но ведь ты, капитан, понимаешь, что я этого ни за что не повторю!

– Одного раза достаточно, – фыркнул он со злостью.

– Я не об этом. А о том, что признания моего не будет. А доказать ты ничего не сможешь. Вот так!.. А теперь убирайся отсюда к чертовой матери! Или я позвоню кое-кому…

– И что будет? – Он встал на пороге кухни, стиснув кулаки. И тоже незаметно перешел на «ты». – Думаешь, он рванет к тебе на помощь? Сильно сомневаюсь. Он сейчас не в том положении.

– Что ты имеешь в виду? – Маша провела рукой по лицу, будто умылась, глянула на него глазами беспомощного раненого животного. – Ему не нужен скандал, так?