Изменницы

За ужином мы сели рядом с дядей Джоном, и сначала он держался с нами вполне приветливо, что придало мне надежду. Но, как только появилась Елизавета, она приказала Кэтрин пересесть на нижний конец стола, подальше от нее. Начиная с этого момента она все равно что не существует, ибо дядя Джон, который прекрасно все понял, усердно игнорировал опальную племянницу. Он умел, так сказать, держать нос по ветру. Должно быть, он был близок к разорению, но полон решимости радушно принять королеву и ее свиту. Он не допустит, чтобы все его старания пошли прахом. Сидя за столом, я внимательно наблюдала за ним. Он пресмыкался перед Дадли и королевой, у него на лице расплывалась притворная улыбка. Я пыталась привлечь к себе его внимание, но он изо всех сил старался не замечать меня.

Вскоре мы покинули Пирго, но ничего не изменилось, кроме живота Кэтрин, который рос не по дням, а по часам. Она по-прежнему ходила в самом просторном плотном платье, хотя жара стояла невыносимая. В воздухе не было ни дуновения ветерка, и я боялась, что она потеряет сознание и упадет с лошади прямо на дороге. Фрейлин по очереди несли в нескольких паланкинах под балдахинами или в новой карете, когда ею не пользуется королева. Но Кэтрин, упрямо стиснув зубы, по-прежнему сидела в седле. Несмотря на усталость, я тоже осталась с ней рядом, радуясь, что подо мной спокойный и послушный Лебедь. Мой пони трусил по дороге, не доставляя мне никаких хлопот.

Конец недели мы провели в Ингейтстоуне, оттуда направились во дворец Болье в окрестностях Челмсфорда, где меня начали преследовать смутные детские воспоминания. Мы, бывало, приезжали сюда навестить кузину Мэри задолго до того, как она стала королевой Марией. Я помнила сводчатый потолок в большом зале и особенный запах благовоний в часовне; я невольно вспомнила Maman с лучезарной улыбкой. Тогда были счастливые времена – а может, дело в том, что я тогда была маленькой. Я представила себе тихую жизнь вдали от двора, вместе с Кэтрин и Гертфордом; надеюсь, мне удастся увидеть их первенца. Мне сделалось очень грустно.

К тому времени, как мы покинули Болье, жара еще усилилась, поэтому путешествовать можно лишь по утрам; к полудню необходимо найти тень. Все только и говорят, что о невыносимой жаре и о том, как по ночам никто глаз не сомкнул. Моя сестра упорно молчала, хотя я знаю, что она лежит без сна и всю ночь ворочается на своем тюфяке – ведь я лежу рядом с ней. Мы все чувствовали приближение грозы – воздух словно сгущался. И все же мы, минуя Феликс-Холл, направились в Колчестер. Там тоже не задержались, а двинулись в Сент-Осайт. Впереди на горизонте скопились грозовые тучи. Едва мы успели войти под крышу, как послышался мощный раскат грома. Многие дамы завизжали. Эхо, которую я несу на руках, дрожала мелкой дрожью; остальные собаки жались к горе сундуков, в которых перевозят наряды королевы. Кэтрин сидела вместе с ними на полу – вид у нее был такой же испуганный, как и у ее любимцев.

Я смотрела в окно; вспышки молний освещали небо и парк. Я вспомнила недавнюю грозу, от которой сгорел шпиль собора Святого Павла. Мы проплывали мимо собора по Темзе через несколько дней после случившегося и видели почерневший остов на месте шпиля, который раньше устремлялся в небо. Все говорили, что это знак, но что именно означает сгоревший шпиль, каждый понимал по-своему. Наконец начался дождь. Капли забарабанили по крыше, словно над нами бежало стадо коров. Зато спала жара, и все вздохнули с облегчением. На улице был настоящий потоп, всюду хлестала вода, в парке залило дорожки. Лошадей пришлось переводить из конюшни, потому что они стояли по колено в воде. Даже в доме судомойки бегали туда-сюда с ведрами, чтобы подставить их в те места, где протекала крыша.

Вскоре после этого мы направились в Ипсвич. Стало прохладнее, зато дорогу размыло, и мы были в грязи по самые уши. Королева пребывала в дурном настроении, она всех бранила.

Сесил, который присоединился к нам в Колчестере, всячески обхаживал ее, стараясь умиротворить. Елизавета рычала даже на Дадли, что в последнее время бывало редко. Она отчего-то поссорилась с местными женатыми церковниками, почему, я не знаю, ведь она исповедует новую веру, которая позволяет священникам обзаводиться семьей. Но Елизавета – настоящая загадка, которую невозможно понять. Все мы старались по возможности не попадаться ей на глаза; только Кэт Астли хватало храбрости справляться с ее приступами ярости. Я стараюсь держать Кэтрин подальше от королевы, когда только возможно. Сейчас ее живот уже невозможно было скрыть, и больше всего я боялась того, что ее первенец решит появиться на свет здесь, в Ипсвиче. Не всех фрейлин селят вместе. К счастью, Кэтрин, меня и еще нескольких дам поселили в городском доме неподалеку от королевских апартаментов. У нас хотя бы появилась возможность дышать.

Среди ночи я, ворочаясь на своем тюфяке, услышала шепот с другой стороны комнаты:

– Она вот-вот лопнет. – Я узнала голос Фрэнсис Мотес.

Ей ответила Лиззи Мэнсфилд:

– Неужели она в самом деле думает, что мы ничего не замечаем?