Изменницы

Ахнув, она обернулась, замахнулась факелом, готовясь бороться за свою жизнь, но увидела перед собой густую массу черных кудрей и узнала молодого Николаса Хиллиарда. Он сын ювелира, друга Фокса, который недавно вернулся из женевской ссылки; юноша помогал ей рисовать декорации.

– Вы! – воскликнула Левина.

– Мистрис Теерлинк, простите, если я вас напугал.

Но ведь, подумала Левина, он и собирался ее напугать – закрыл дверь, не подал голоса, не признался, что здесь он. Она обошла его и направилась к двери, вздохнула с облегчением, увидев, что дверь не заперта, и распахнула ее.

– Что вы здесь делали?

– Я заснул.

– Когда-нибудь вы можете погибнуть, если будете спать в таком месте! У вас даже одеяла нет! – Может быть, это и правда, она разбудила его, а дверь захлопнул ветер. Но от его улыбки ей почему-то сделалось не по себе. Может быть, он любит пугать людей – бывают такие мальчишки.

– Знаю, – ответил он. – Но я увлекся…

Отблеск факела упал на разрисованную доску у него за спиной. Левина подошла ближе, чтобы лучше рассмотреть рисунок. Перед ней была группа сатиров, увлеченных разговором. Детали поражали: каждый персонаж был наделен собственным характером. Кроме того, она заметила, что все сатиры напоминают членов Тайного совета. Вот Арундел с выпирающим брюшком; он стоит анфас, уперев кулаки в бедра, и разглагольствует. А рядом с ним Сесил, лощеный, покрытый темной шерстью; его изогнутые рожки отполированы до зеркального блеска, но глаза хитрые; он держит белый жезл, положенный ему по должности как оружие.

– Прекрасная работа, Николас! – похвалила Левина, подходя ближе, чтобы рассмотреть детали; она мысленно ругала себя за то, что позволила увлечь себя воображению. Перед ней просто мальчик, который любит рисовать; поэтому он и задержался после того, как все ушли. – Сколько тебе лет? – Она тронула его руку: ледяная.

– Четырнадцать.

– Что ж, для твоего юного возраста у тебя редкий дар. Но я не хочу, чтобы ты простудился и такой талант пропал понапрасну. Собирай вещи; ты поедешь со мной в Ладгейт. Где ты живешь? – Теперь она казалась себе дурой из-за того, что так испугалась.

– Мистрис Теерлинк, я служу пажом в доме Бодли в Чипсайде.

– И Ричард Бодли позволяет тебе проявить свои таланты художника на службе королеве? Понимаю.

– Он говорит, что рад служить ее величеству любым способом.

– Что ж, Чипсайд находится недалеко от Ладгейта. После мой слуга проводит тебя домой. Должно быть, мистер Бодли волнуется, куда ты подевался, – час уже поздний.

Когда они вышли из дворца, Левина заметила, что веселье переместилось во внутренние помещения. Киз машет ей рукой; он желает им благополучно спуститься с лестницы. Когда они повернули на восток, звуки музыки постепенно стихли. Глаза у Левины привыкли к темноте. По улицам шли вереницы людей. Они возвращались по домам от реки, где смотрели фейерверк; у многих в руках факелы, которые расцвечивают мрак желтыми вспышками. Левина предвкушала ничем не перебиваемые часы работы, хотя ей хотелось лечь спать. Она мечтала поскорее попасть домой, но под копытами лошадей крутились дети и собаки; приходилось ехать шагом, чтобы никого не задавить.

Время от времени ее слуга окликал прохожих:

– Эй, поберегись!

Николас сидел у него за спиной, крепко прижимая к себе кожаную сумку со своими рисовальными принадлежностями, как будто там его самые большие драгоценности – впрочем, возможно, так оно и есть. Левина вспомнила свою первую сумку с рисовальными инструментами, которую подарил ей отец; тогда ей было не больше двенадцати лет. Сестра Герте дразнила ее, потому что она спала, положив сумку под подушку, чтобы, проснувшись ночью, можно было сунуть туда нос и вдохнуть славный меловой запах размолотых пигментов и резкий пряный – гуммиарабика. Эти запахи до сих пор напоминали ей об отце, и воспоминания пробуждали в ней тоску, хотя отец умер уже очень давно.

– Мистрис Теерлинк! – робко позвал ее мальчик.

– Что, Николас? – Ей показалось, что он из-за чего-то встревожен; возможно, боится, что Ричард Бодли будет сердиться на него из-за задержки.

– Я думал… – После паузы он сказал: – Не важно.

– Нет, что ты хотел сказать? – не сдавалась Левина.

– Мне очень хочется… Вы не могли бы обучить меня искусству живописи? Я понял, что мне очень нравится рисовать миниатюрные портреты. – Похоже, начав, он уже не мог остановиться. – Отец хочет, чтобы я стал ювелиром, как он. Скоро я поступлю в ученики к королевскому золотых дел мастеру, и, хотя мне нравится работать по металлу, я умею делать красивые оправы, понимаю, что ремесло ювелира – хорошее и почтенное, мне очень нравится рисовать портреты. Но и огорчать родителей я не хочу… – Он глубоко вздохнул.

– Почему тебе нравится живопись? – спросила Левина.

– По-моему, портрет – самая лучшая возможность заглянуть человеку в душу.