Изначальное

…Окна будуара распахнуты настежь, западный ветер недобро треплет листья ливанского кедра, посмевшего явиться в Мальмезон в отсутствие хозяина. Жозефина печальна, кедр не дает позабыть ей о своем одиночестве, императрица заждалась корсиканца из похода. Его дело – слава воина, ее жизнь – цветение георгины, его тело – сталь побед, ее душа – цветочная пыльца. Она верит, что стебель когда-нибудь обовьет рукоять меча, он же не допускает и мысли, что клинок не способен рассечь травинку.

…Поле затянуто пороховым дымом, но едкий привкус чувствуется на губах даже здесь, на холме, воспарившем над обезображенной растерзанными, беспорядочно уложенными на изрытой, вздыбленной, окровавленной траве человеческими телами моравийской долиной. Он – создатель этой мизансцены, режиссер кровавого спектакля, его воля расставила актеров и декорации, его рука отпускает им их грехи, ввергая в пучину насилия над телами и душами. Походная палатка – его дворец, увы, Жураньский дворец, вдали от той, к кому полетел бы сейчас, оседлав одно из тех ядер, что летят в другую сторону, на головы живых (пока еще) солдат, чьи Жозефины ждут в домах с окнами на кедры, растрепанные западными ветрами, в отличие от мундиров их мужей, изрешеченных шрапнелью.

Поцелуя Рыбы достоин каждый, но носится над полем Поцелуй Смерти, и опаленные им клочья человеческого бытия уносятся в Мальмезон шевелить волосы Жозефины, обрезающей лишние побеги на любимой георгине.

…Что же заставляет и безусого юношу, и убеленного сединами мужа брать в руки точеную сталь и размахивать ею, разгоняя перед собой всех и вся, вне зависимости от их намерений по его поводу или, вообще, полному отсутствию таковых? Страх присутствия противоположности в себе, обнаруженное женское начало за широкой, покрытой шрамами и волосяным покровом грудью. Именно от женщины, подавшей голос изнутри, отмахивается мужчина фалькатой, алебардой, крепким словцом, нарочитой неотесанностью и еще Бог весть какими причудами и регалиями Янь, определенными этим миром. Рыба к излучениям такой энергии не подойдет, рыбак, лупящий ладонью по воде, не дождется поклевки, Поцелуй не возможен.

…Длинные, тонкие пальцы скользят вдоль стебля, нежное по нежному, утонченная утонченность, соединение двух гармоний – природы и Человека. Рыба совсем близко, тень на воде не пугает ее, наоборот, предназначение встречи притягивает, она, уже не скрываясь, блестит золотой чешуей на солнце в полудыхании от тебя, но Поцелуй не случается. Женщина уловила в себе вибрации Инь, «Адамово ребро», угрозу георгине, ее слабому телу, легко ломающемуся под железным сапогом. Снова страх присутствия противоположности усиливает ее отторжение, разрушает Баланс внутри и отгоняет Рыбу снаружи. Еще видны круги на воде, но разочарование от утраченного момента, потерянного Рая уже захлопнуло забрало на блестящем колпаке, венчающем то ли трепещущий на ветру хлипкий стебелек Человека, то ли торчащую из земли, обтянутую мясом и кожей кость георгины.

Где же ты, Рыба Единения, где же твой Поцелуй Любви?

Дивный сон

Укрой меня, мой дивный сон,

Не обаяньем сладкой грезы,

Благоуханием мимозы,

Сводящей в мутный Ахерон.

Не обещаньем долгих лет

Под знаком Золотого Бога.

Давно знакома мне дорога,

В которой смысла вовсе нет.

Укрой меня на этот раз

Тем саваном, что обнажает

Во мне Христа, пусть не смыкает

От горя Мир распухших глаз.

«Истребуй, Чистая Душа, от Сияющего Вечно прямых ответов или скупых намеков, пусть хоть полунамеков, на худой конец знаков, даже полупрозрачных и еле заметных, да и если останется от Истины Слово одно, так уже не будет благодарности твоей пределов мыслимых и немыслимых, а коли отколется от Слова буква единственная и падет в ладонь твою каплей прохладной, назовешь ее Манною Небесной и того уже станет достаточно».

Монах стоял на коленях, исступленно шепча молитву, наново сочиненную прямо сейчас. Слова лились из его гортани, зарождаясь где-то внутри, но не тела изможденного и даже не сердца страдающего, а еще дальше, глубже и тоньше, отчего разум не успевал осмыслить, переварить, раскидать по полкам, расставить нужные литеры и, самое главное, принять либо как Истину, либо как бред расстроенного болезнью умственного органа.