Изнанка

За завтраком в ресторане оказалась едва ли не одна. Сидя за столиком, пила кофе, не чувствуя вкуса, и понимала, что ей просто необходимы были эти часы одиночества. Теперь, когда всё уже случилось и назад дороги не было, ей предстояло смириться с фактом, что Никита для неё никогда больше не будет просто сыном подруги. И хоть не сожалела о том, что пошла на поводу у своих желаний, чувствовала привкус горечи. И пока не могла понять, как к ней относиться.

О том, что будет, когда они с Никитой вернутся в Питер, старалась не думать. Ей — да и ему — предстояло слишком многое. И если она и дальше будет идти той дорогой, на которую ступила вчера ночью, Никита будет замешан в проблемы её жизни гораздо сильнее, чем если бы она продолжала оставаться от него на пионерском расстоянии. Хотя, о чём она… Он уже замешан в них по самую макушку.

— А я думал, ты решила от меня сбежать.

Алёна вздрогнула, когда её уединение нарушил чуть хрипловатый голос. Физически ощутила, что в лицо бросилась краска. Подняла голову и окинула Никиту быстрым взглядом, прислушиваясь к своим ощущениям. И они буквально кричали ей, что горечь исчезает. Растворяется, будто её и не было. И на смену ей приходит какое-то совершенно новое чувство, которому Алёна даже названия дать не может. Знает только, что в нём — все оттенки вновь проснувшегося вожделения.

Безумно сексуальный в светлой футболке, обтягивающей мускулистое тело, с влажными после душа волосами и взглядом, которым смотрит серьёзно, но в то же время с восхищением — Никита вызывает у Алёны совершенно неуместные за завтраком желания.

— Ты мне повода не давал пока.

Её голос тоже звучит хрипло, только совсем не ото сна.

— Пока?

— Ну, кто тебя знает, Широков. — Совладать с собой не получается, и ответ звучит несколько нервно. — Может, как выдашь что-нибудь, так я на Северный полюс умчусь первым же рейсом.

Никита устраивается рядом, качает головой официанту, который делает шаг в сторону их столика. И задаёт тот вопрос, который уже успела задать себе Алёна.

— Жалеешь?

— Нет.

Она отвечает слишком поспешно. Но и тянуть смысла не видит. Наконец, находит в себе силы и вновь возвращается взглядом к Никите. И успевает заметить, как в его глазах мелькает облегчение.

— Хорошо. Тогда… есть просто дико хочу.

— А если бы ответила «да», не захотел бы?

На губах Алёны появляется улыбка. Она и сама ощущает это самое облегчение. Пусть всё горит синим пламенем. Ей впервые настолько хорошо, а подумать о том, что будет через несколько дней, она успеет завтра. Или послезавтра.

— А если бы ответила «да» — переживал бы. А я когда переживаю, мне кусок в горло не лезет.

— Широков… Знаешь, кто ты?

— Только не говори, что я веду себя как ребёнок.

— О, нет. Этого я точно не скажу. Но ты меня заставляешь нервничать.

— Так это же классно.

— Думаешь?

— Уверен.

— А если серьёзно — брось переживать. Я не жалею. И не пожалею.

Она поднялась из-за столика и, позволив сомнению охватить себя всего на долю секунды, всё же наклонилась и невесомо коснулась губами губ Никиты.

— Я на пляж пойду. Догоняй.

У них всего несколько дней на отдых без лишних мыслей о том, что будет или чего не будет. Обо всём остальном она подумает после.

* * *

После жарких дней с привкусом специй Питер показался особенно нелюдимым и неприветливым. Противный колючий дождь с примесью снега, больше похожего на льдистые осколки, попадал в глаза, понуждая зажмуриваться. Холодный ветер налетал резкими порывами, пронизывал одежду насквозь.

Алёна поёжилась, поднесла ко рту озябшие руки и предприняла бесплодную попытку согреть их дыханием. Выстуженный салон машины был влажным и здесь даже было холоднее, чем на улице.

— Сейчас, движок чуть поработает и стартанём, — как можно беспечнее проговорил Никита, и Алёна едва сдержалась, чтобы не потрясти головой, будто хотела избавиться от наваждения.

С самого начала пути, едва сели в самолёт, чтобы лететь обратно, ей стало чудиться, будто краски их арабской сказки тускнеют. Стираются воспоминания, ощущения кажутся выдумкой, и всё остаётся позади. Там, откуда больше не будет возврата. И вот теперь, когда сидела рядом с Никитой, пытаясь хоть немного согреться, чувствовала какую-то опустошённость. Раньше думала, что стоит только вернуться, она будет вынуждена принимать какие-то решения. Но сейчас понимала — ей ничего не хочется. Ни говорить о том, что будет дальше, ни даже размышлять об этом.

— Ага. Ты меня до дома же подбросишь?

— Да. Если хочешь к себе. Или может, ко мне?

— Звучит… странно.

— Есть немного. Но я бы хотел, чтобы ты ко мне переехала.

Они не говорили о таких вещах там, в Египте, а наверное, стоило. Надо было сразу расставить все точки над «i», чтобы теперь не сидеть и не придумывать, как бы помягче сказать Никите то, что обязана была произнести.

— Я пока женщина замужняя, и у меня дом свой есть.

— Ты серьёзно сейчас?

Никита повернулся к ней всем корпусом, и Алёна инстинктивно вжалась в сиденье. В его глазах снова загорелось что-то потустороннее. Глупости. Это просто ещё одно наваждение.