Но до директорского двора Андрей не добежал. Его встретила группа людей. Среди них в шапках и пальто находились и Кокусев, широколицый и моложавый, лет сорока, и начальник лаборатории Козлов.
Игорь Павлович под хмурым и неодобрительным взглядом начальника института быстро объяснил ситуацию. От Андрея шёл пар, пот ел глаза, и он слушал в пол уха, улавливая только суть. А дело состояло в том, что Куродёров оказался в больнице… Шок… Он длинной палкой убрал халат… Куча камней, меча огнём направо и налево, оплавляя ступени лестниц, двинулась с этажа на этаж вниз, выбила двери чёрного входа… Сейчас вот добралась до директорского двора, напала на фонтан и клумбу…
–… там что-то происходит непонятное. Никто подойти не может… Вызвали пожарников. Двое из них получили сильные удары, но обошлось, – закончил Козлов.
В его голосе ощущалось нечто такое, как будто он был рад случившемуся, но, однако обязан говорить неприятные вещи.
Прошла минута молчания. Окружающие с откровенным интересом разглядывали Андрея и ожидали его действий.
– Что там сейчас? – Андрей повёл головой на угол, за которым начинался директорский двор.
– Из-за угла смотреть не безопасно. Но из окон видно. К ЭКСПЕРИМЕНТУ подключены руины фонтана и кирпичи клумбы.
Игорь Павлович сделал ударение на слове «эксперимент» и посмотрел на Кокусева. Тот сумрачно кивнул, хотел что-то сказать, но не сказал, а вопросительно посмотрел на Андрея, выдвинув вперёд и вверх мягкий подбородок. Как Андрей не был занят собой, он заметил, что глаза у Кокусева не такие уж злые, как ему показалось вначале, а весёлые и добрые, и они ждали, что же, в конце концов, предпримет автор этого «эксперимента»?
– Я, Андрюша, пробовал, – каким-то робким голосом нарушил молчание Козлов.
– Неужели… ходили?
Андрей недоверчиво глянул на шефа, на его плотную круглую фигуру, широкие от пальто плечи, на лицо с алым румянцем и серыми грустными глазами. Но тут же увидел и опалённый пыжик шапки и тёмные пятна на скулах Козлова, оторванную начисто пуговицу – на её месте топорщились нитки.
Андрей вдруг почувствовал, что на дворе прохладно, так как он уже остыл, а прибежал сюда полураздетый. К тому же солнце уже не светит, а едва доносит до земли рассеянные свои лучи через сплошную белёсую пелену неба, и что ему сейчас придётся одному выйти из-за угла и направиться центру директорского двора, где продолжался его, именно его, «эксперимент».
– Я сейчас… всё узнаю, – не глядя на шефа, да и вообще ни на кого, сказал Андрей негромко.
За своей спиной он услышал, как Кокусев быстро спросил: – А ему что, не опасно?», на что начальник лаборатории грубо выпалил: – «Сам увидишь!»
Андрей неторопливым, как показалось всем, а для него очень быстрыми шагами поравнялся с углом здания и появился в поле видимости директорского двора. Быстро охватил картину и… успокоился. Он уже сам не знал, что ожидал увидеть, но посередине большого двора копошилась совсем небольшая и не страшная уже знакомая куча камней, только увеличившаяся в несколько раз в размерах.
– Андрюша, осторожно! – крикнули откуда-то сверху.
– Андрейка, смелей-ка!
Андрей тряхнул кудрями, сжал для верности кулаки и решительно направился к центру двора. Камни не переставали двигаться. Иногда они, правда, на мгновение замирали, но потом опять продолжали заниматься своим непонятным делом.
И только подойдя к камням вплотную, Андрей вдруг подумал о полном своём незнании как ему подступиться к камням и что с ними делать.
И у начальства не спросил. Впрочем, они сами не знают, отметил для себя Андрей с каким-то нездоровым удовлетворением и оглянулся.
Пустой двор, только лишь из-за угла кто-то выглядывал в пол лица. Зато в окнах на всех этажах белели лица болельщиков. Андрею даже захотелось их поприветствовать поднятием руки, но передумал и сделал первый шаг в самую середину кучи камней.
Камни как будто даже не прореагировали на его вторжение. От них исходило тепло, и Андрей с удовольствием расправил плечи, потёр ладонь о ладонь. Тепло – это хорошо, думал он. Раз тепло, значит ничего страшного не предвидится. Всё в порядке.
Осторожно ступая, Андрей достиг того места, где до сего дня уродливой руиной возвышалось центральное сооружение фонтана. Теперь его не стало, а взамен – шевелящаяся мешанина камней, кирпичей и всякого мусора: палочки, веточки, почерневшие листочки; всё это искало своё место, устраивалось, притиралось друг к другу и представляло собой вечное движение, изменчивость и неповторимость огня. И как огонь завораживало, не вызывало усталости и навевало странные мысли, далёкие от настоящего, действительного и первоочерёдного.
Андрей ощутил ошеломляющее чувство преклонения перед этой стихией. Он вдруг подумал, что первобытные люди, возможно, упали бы ниц перед непонятным явлением, как это сейчас хотелось сделать ему.