Изнанка счастья

– Всем, Джаник. Тебе, мне… Юрке… Леониду Максимовичу, Юркиному отцу… Представляешь, что бы они почувствовали, если бы увидели меня на скамейке в твоих объятиях? Или там, в парке, под дождем?.. Ты ведь их уважаешь, правда?

– Да. Очень уважаю. Но тебя я люблю сильнее моего уважения. Я больше всего на свете тебя люблю, Марсель.

– Ну вот, опять ты!..

Так, препираясь, они дошли до билетной кассы. И паспорт в окошко пришлось протягивать, и билет заказывать, стоя плечом к плечу с Джаником. Потом, когда отошли от окошка, Джаник вдруг потянул билет из ее рук:

– Дай-ка я посмотрю…

– А чего на него смотреть? – пожала плечами Марсель. – Билет как билет… На вечерний поезд…

– Да, действительно… – задумчиво подтвердил Джаник, возвращая ей в руки билет.

– Ты иди, ладно? Правда, Джаник, иди… Мне до поезда еще много дел надо успеть сделать.

Джаник ответил едва заметным кивком и странной полуулыбкой, будто думал о чем-то своем. Она повернулась, пошла молча. И правда, надо еще многое успеть. Надо в магазин забежать и продуктов купить, потом обед на два дня вперед приготовить. Много дел, много.

* * *

На поезд Марсель едва не опоздала, прибежала на вокзал в последнюю минуту, сунула билет уже поднявшейся в вагон проводнице. Пока шла к своему купе, пытаясь восстановить дыхание, поезд успел сдвинуться с места, тихо заскрежетали колеса. А вот и седьмое купе… Отдернула дверь, вошла и даже не удивилась, когда увидела своего попутчика.

– Я уж боялся, что ты опоздаешь… – тихо проговорил Джаник и тут же отвернулся к окну, будто заранее отвергая ее возмущение.

– Да, чуть не опоздала. Провозилась с делами… – Она плюхнулась на соседнее сиденье, все еще тяжело дыша. – Бежала сейчас по перрону, как взмыленная лошадь.

– Тебе воды налить?

– Налей.

Джаник выудил из дорожной сумки большую бутылку с минеральной водой, пластиковую оранжевую кружку, не спеша налил воды, поставил перед ней.

– А есть хочешь?

– А что, у тебя и еда есть? – сделав несколько жадных глотков, насмешливо спросила Марсель.

– У меня все есть. Вот тут курица жареная, тут ряженка, еще помидоры с огурцами… Хочешь, салат сделаю? Я даже зелень взял… Укроп, кинза, базилик… И масло оливковое…

– Что, целую бутылку?

– Нет, отлил в пузырек. Чтобы на салат хватило. Я знаю, ты любишь салат с оливковым маслом.

– Откуда знаешь-то?

– Так, наблюдал. Я ведь часто бывал в вашем доме.

– И что ты еще наблюдал в нашем доме?

– Тебя. Все время тебя наблюдал. Неужели ты ничего никогда не чувствовала?

– А что я должна была почувствовать, Джаник? Ты же ребенок, друг моего сына. Да мне бы и в голову не пришло даже заставить себя что-то там почувствовать! Ты хоть понимаешь, как это называется, о чем ты сейчас говоришь?

– И как?

– Совращение малолетнего, вот как. В том смысле, если бы я что-то такое почувствовала… Если бы начала обращать внимание или придавать значение… Фу, совсем запуталась, в общем! Хорошо, что оно есть, это самое «если бы». А так – засудили бы меня к чертовой матери, в тюрьму посадили. Ты ведь не хочешь, чтобы меня посадили в тюрьму?

– За что? Ведь между нами ничего не было…

– А правоохранительные органы это и не волнует вовсе – было, не было… Если есть покушение на преступление, считается, что и само преступление было. Так что не говори больше, пожалуйста, что я должна была что-то там почувствовать! И вообще… Тебе не кажется, что ты заигрался, а? Я что, просила тебя покупать билет в этот поезд, в это купе? Я просила жареную курицу, кинзу и базилик, и оливковое масло в бутылочке? Ты и впрямь во все это слишком заигрался, Джаник!

– Я не заигрался, Марсель. Я вообще в игры не играю. Я люблю тебя. Так ты салат будешь? Смотри, какие помидоры… А зелень какая… А запах… М-м-м… Я очень вкусный салат сделаю… Будешь?

Она безнадежно махнула рукой, отвернулась к окну, произнесла вяло:

– Давай… Все равно ты ничего понимать не хочешь, хоть говори, хоть нет… Делай свой салат, не пропадать же добру!

– Вот именно! – воодушевился Джаник, извлекая из сумки бумажные тарелки, вилки, нож. – Зачем добру пропадать? Добро никогда и ни при каких обстоятельствах не должно пропадать. Любовь – это ведь тоже добро. Разве можно кого-то обидеть любовью? Наоборот, любовь уважать надо. И судьбу благодарить.

– Значит, ты хочешь, чтобы я тебе еще и благодарна была?

– А разве я о тебе сейчас говорю? Я о себе. Это я свою судьбу благодарю, что в ней любовь есть. Другие всю жизнь у судьбы этого счастья просят, а им не дают. А мне дали так рано. Я ничем не заслужил, а мне уже дали.

– То-то и оно, что рано, Джаник! По-моему, слишком рано! И не в том направлении! Обозналась малость твоя судьба, понимаешь? Временем и объектом ошиблась!

– Это ты – объект, да?

– Выходит, что так, да. Я – ошибка твоей судьбы. Красиво звучит, да? Хотя больше смешно, чем красиво… Такая взрослая тетя по имени ошибка-обознатушка…

Джаник вздохнул, ничего не ответил. Она тоже замолчала, смотрела, как ловко он расправляется с помидорами-огурцами, как режет зелень, как размешивает овощи в пластиковой миске, сбрызгивая их оливковым маслом. Все движения четкие, руки умелые, уверенные.