Изнанка счастья

– Ну, может, были какое-то время и живые… Не спорю… Сейчас-то чего об этом толковать? Сейчас тебе решать надо, Марсельеза. Как решишь, так и будет, я все приму.

– Я останусь, Лень. Я буду с тобой!

– А ты не спеши, не надо. У тебя вся неделя впереди. Да и у меня тоже, чтоб успокоиться. Знаешь, как мне хотелось иногда в морду дать этому твоему… Ох как хотелось! И не только в морду, а чтобы изметелить по-настоящему, так, чтобы армянская мама его не узнала! Уж извини, что в таких страстях тебе признаюсь!

– Я понимаю, Лень, понимаю.

– Да ни хрена ты не понимаешь, милая. И хорошо, что ситуация к развязке какой-никакой вырулила, а то бы… Я мужик немолодой, так и до инсульта недалеко. Ты бы меня, добрая душа, тогда точно не бросила, ухаживала бы за мной, пока в могилу не сошел. А оно мне надо? Нет, оно мне не надо, Марсельеза. И так уже… Лишку перестрадал…

Запнувшись на этом «перестрадал», Леня вдруг рассмеялся тихо и почти добродушно и глянул на нее с грустной хитрецой:

– Да, я сейчас понимаю этого старикана Каренина… Ох как понимаю! Вроде и смешно звучит у Льва Николаича, что Каренин запнулся на этом «перестрадал», а на самом деле вовсе не смешно. И в самом деле – запнешься тут… Хотя… Наши страдания и смех, наверное, всегда рядом ходят. Вот и посмеемся, да? Как там у Толстого Каренин сказал? Пелестрадал я, много пелестрадал? Надо будет потом перечитать.

Глянув на часы, он вдруг заторопился, укладывая оставшиеся вещи в рюкзак:

– Все, Марсельеза, я побежал, труба зовет. Мне на вокзал пора. Такси сейчас приедет. И да, вот еще что, Марсельеза! Если решишь уйти, сделай так, чтобы тебя здесь не было к моему приеду… Ну зачем нам еще разговоры разговаривать да Льва Николаича поминать всуе?

– А если я не уйду? – тихо спросила Марсель, глядя в стену.

– Если не уйдешь, значит, будем жить дальше. Корни во мне глубоко сидят, о которых я тебе давеча так аллегорически прекрасно сказал. А если корни есть, то и цветы прорастут. Может, не сразу, со временем… В общем, тебе решать, Марсельеза!

Он крепко стянул завязки рюкзака, шагнул в прихожую, надел куртку, охлопал себя по карманам:

– Так, вроде бы все взял… Чего еще? Не знаю, чего еще говорить… Бывай, Марсельеза!

Повернулся к двери и сразу шагнул за порог, не оглядываясь.

Марсель, оставшись одна, пошла бездумно бродить по комнатам, автоматически собирая разбросанные в спешке Ленины вещи. Наверное, это было спасительное бездумье, как защитная реакция организма. Расплакалась уже позже, когда зашла на кухню и обнаружила, что Леня перед отъездом успел сходить на рынок и купить картошки. Большой пакет хорошей отборной картошки, чтобы надолго хватило.

Пришедшая вскоре Настя застала ее плачущей, испугалась, начала спрашивать взахлеб:

– Ой, что-то случилось, да? Ой, что-то с Юрой? С Юрой, да? Чего вы молчите, а?!

– Ничего… Ничего с твоим Юрой не случилось. Не волнуйся, все хорошо… Это я так… Нервы расшалились…

– Тогда вам надо съесть что-нибудь вкусненькое. Это всегда помогает.

– Правда? – невольно улыбнулась Марсель, поднимая на нее глаза.

– Ой, простите… – вдруг смутилась Настя, прижимая ладошку к губам. – Простите, я глупость сморозила, да?

– Почему же глупость? Вовсе нет.

– Да глупость, глупость! Вы же врач, а получилось, что я вам рекомендую, как нервы успокоить!

– Все ты правильно рекомендуешь, Настя. Что ж, давай изладим что-нибудь вкусненькое… А сама ты чего хочешь?

– А вот… – показала Настя пальчиком на пакет с картошкой. – Жареной картошки хочу. И чтобы лука много было. Почти пополам, лук и картошка.

– Да? И я тоже так люблю, чтобы почти пополам…

– И чтобы лук был прижаристый, да?

– Да. И картошка чтобы тоже прижаристая, хрустящая.

– О-о-о, как вкусно будет… Хочу-хочу… А соленые огурцы у вас есть?

– И огурцы тоже найдутся!

– О-о-о… А селедка?

– И селедка… И любое счастье для беременных девочек… И кофе с шампанским, и какао с чаем! Давай ты будешь чистить картошку, а я, уж так и быть, лук…

Они принялись споро готовить свое «вкусненькое», и Марсель вдруг произнесла со вздохом:

– А меня мама научила, как правильно картошку жарить, чтобы она румяная и хрустящая была… Хочешь, поделюсь секретом?

– Хочу… – доверчиво глянула на нее Настя.

– Надо, когда нарежешь, выложить ломтики на полотенце и промокнуть, чтобы влагу убрать. И потом знать, когда вовремя закрыть сковородку крышкой, когда открыть… Я тебе покажу по ходу дела!

– Ага…

– А тебя мама учила что-нибудь вкусное делать?

– Кто?.. То есть… В смысле – моя мама, да?

– Ну да… – удивленно глянула на Настю Марсель, пытаясь понять, отчего вдруг у девушки задрожал голос. Вроде бы обычный вопрос…

Настя молчала, нахмурив брови и сосредоточенно счищая кожуру с большой картофелины. Потом шмыгнула носом и неловко, будто стесняясь, мазнула по щеке костяшкой согнутого указательного пальца.

– Эй… Ты чего это? Плачешь, что ли? – переполошилась Марсель. – Я спросила о том, о чем нельзя спрашивать, да?

– Нет, что вы… Нормально вы спросили… Только я ответить нормально не могу.

– Извини, я ж не знала.

– Да нет, ничего. Наоборот. Я и сама должна вам это рассказать. Не хочется, а должна.