Речь Гуань-гуна шелестела в моей пустой голове, хотя он замолчал. Выгнулся, скидывая с себя Алину, но миритритка не возражала. Глаза её остекленели, будто она была где-то далеко-далеко. Я и сама ощущала себя странно. Мне ничего не хотелось. Меня ничто не смущало. Желания сменились пустотой.
И Вика, и Бехемот остолбенели, как каменные болванчики. А я вдыхала запах цветущей сливы в саду старейшин; шла по грязному проспекту Пекина; страдала от качки в тесной каюте — и не понимала, кто я такая. Внутри было пустынно, и лишь одинокий ледяной шарик скрёбся о стенки полости, оставленной погибшей душой. Он рос, раздувался, наполнял меня истинной пустотой — не той фальшивкой, что сформирована чужой памятью.
В руке Гуань-гуна появился нож, и китаец склонился над Алиной. Она не реагировала, пребывая в плену грёз. А я, равнодушная к этому, думала о том, что миритритка ближе к совершенству, чем он. Она стремится к Ничто. Он стремится вырваться. Разве не правильно будет уравнять их намерения? Обратить в прах любые планы.
Это понравилось пустоте, и она забилась вторым сердцем. Я вытянулась к Гуань-гуну и коснулась его. Он обернулся, бледный, залитый потом, пропитанный паникой.
— Не надо, — бесстрастно сказала я, — Ты слишком присутствуешь.
Нож парня замерцал и растворился в воздухе. Он посмотрел на свою ладонь и вновь — на меня. То, что он увидел, заставило его в оторопи открыть рот.
— Исчезн…
Он закричал — истошно, с подвыванием. На меня тотчас навалилась омерзительность
А я согнулась пополам. Злой шарик метался в теле, царапал лёгкие, сердце, печень. Напал кашель — будто эту дрянь так легко выплюнуть из себя.
Когда я пришла в себя, китаец был связан и прилично побит. Удача изменила Гуань-гуну — или же он растратил её остатки на покушение? Как бы то ни было, теперь культиватор никому не угрожал. Валялся на полу и бешено вращал налитыми кровью глазами.
Я перебирала обломки воспоминаний китайца. Он видел волшебницу, которая заманила демона в хранилище. Она упала, с головы сполз капюшон — не мог не сползти… Но то и дело подворачивались мусорные картины из детства парня. Я сосредоточилась. Скользнула равнодушным взглядом по зеркалу — и вернулась к нему. Оно не отражало комнату. В нём виднелся длинный коридор, стены которого состояли из густого белёсого тумана, клубящегося, искрящегося.
И по нему шагала крошечная фигурка, с каждым шагом становившаяся ближе. Секунда, другая — и по зеркалу пробежала мимолётная рябь, когда из него выступила волшебница. Цепко ухватилась за самое важное: испуганного кота, лежавшего культиватора и насторожившуюся Алину.
— Сотрудничество с демоном, значит, — произнесла Ольга, и спокойствие в её голосе насторожило похлеще любого холода.
Резко запахло чем-то густо-цветочным и, как ни странно, дёгтем. Странный выбор духов. Притом от девушки несло так, словно она на себя вылила весь флакончик.
При её появлении Гуань-гун яростно задрыгался, а Бехемот… Бехемот же изучал носки её туфель. Мне показалось, или…
Я чихнула, ещё и ещё.
— Алина Миритрия, ты обвиняешься в работе на другие Семьи, отступничестве и демонопоклонничестве.
Смехотворно! С какой стати здесь появилась эта дрянь, на фоне которой Алина — образец дружелюбия? И почему она считает, что имеет право командовать? Я приготовилась дать ей подобающий отпор и обнаружила, что не могу подняться на ноги. Подкашивались колени. Усилием воли я повернулась к Алине, ожидая возмущений или оправданий, но увидела, но как она, дрожа всем телом, пытается ударить свою начальницу.
Что с ней? Что со мной? Эти духи выворачивают мозги наизнанку.
Вспышкой молнии всплыло одно из последних воспоминаний культиватора. Лицо ренегатки — невозмутимое даже тогда, когда всё пошло наперекосяк. Её хладнокровный серебряный взор, обещавший расплату, пронзил Гуань-гуна, внушив ему отчаяние.
Я обратилась к Нихилу, но своенравный Концепт не ответил.
С грохотом повалилась Вика. Алина упала на колени, держась на них исключительно на упрямстве. А я… всепоглощающая вонь утаскивала меня в воронку небытия.
— Госпожа! — взвизгнул Бехемот, распластавшись на полу, как меховой коврик.
— Тебе стоило предупредить меня, что не только я выстригла у тебя шерсть, — равнодушно заметила Ольга и наступила коту на лапу. Послышался хруст костей, за которым последовало сдавленное мяуканье.
В комнату ворвались двое. Старый знакомый, недочёрт с двумя татуировками — и ещё одна марионетка, на щеке которой красовалась только одна змея.
— Забирайте их, — приказала Ольга и добавила, — Кроме китайца. Его в расход.
Гуань-гун исчерпал свой лимит.
А я наконец потеряла сознание.
Глава 36
Пробуждение не задалось.