— Да-да. Здесь всё очень просто. Никто точно не знает, как появилась первая волшебница, но вы существовали с древних времён. Глубокая работа с реальностью вкупе с наличием печатей инициации, то бишь артефактов, указывает на совместный проект могущественных магов и чародеев. Зачем вы были рождены? Ответ прост: чтобы бороться с порождениями Изнанки, в которых сильно влияние Ложной луны. Видимо, случилось что-то очень нехорошее тогда, вот вас и сделали, чтобы бросить на передовую. Интересные, к слову, вкусы были у тех магов. Но это к теме не относится, тем более что по какой-то причине потеря девственности волшебницей ведёт к её смерти. Дразнили они себя так, что ли? Или это один из побочных эффектов; ну, знаешь, нельзя просто
Кажется, я понял, почему толстяк сбежал от Максима.
— Спасение, — медленно, по слогам произнёс я.
— Как раз подхожу к основной части. Ритуал, который преобразует вашу триаду, заключается в следующем. Человеческая душа расщепляется, и высвобожденная энергия уходит на формирование нового тела, а также на создание и укрепление связи между ним и духом. Её остатки, или эманации, или кости — представь обглоданный скелет животного, это хорошая аналогия — образуют перстень, через который дух управляет новым телом. После этого душа перестаёт представлять интерес для богов, поскольку они не могут черпать из её обломков силы. Тело обретает сверхспособности, а дух заключается в кольцо. Подозреваю, сделано это для удобства, ведь волшебницы могут менять тела — старое на новое, и наоборот. И чтобы дух не изнашивался от множества скачков, его вынесли наружу. Как тебе наверняка известно, часть функций духа состоит в хранении памяти и инструментов познания. При смерти девочки-волшебницы дух неизбежно распадается, потому что у неё нет души, к которой он мог бы прикрепиться. При этом его гибель практически моментальна, поскольку инициация в волшебницы делает его крайне уязвимым. Я бы сравнил это с кучей пластических операций, после которых кожа на лице расходится от неудачного зевка.
Максим нравоучительно воздел палец.
— Итак, душа уничтожена, а тело мертво. Единственным способом сохранить остаток волшебницы является презервация её духа. Но как это сделать? Все источники во весь голос твердят, что это невозможно. Но они словно намеренно обходят один очевидный пример обратно.
С видом победителя парень наклонился ко мне и горячо прошептал:
— Я имею в виду Гиблых!
Если колдун рассчитывал, что я вскочу со стула и начну аплодировать, то от жестко обломался. Прежде всего потому, что я вспомнил, как столкнулся с Гиблой — и больше с этими особями пересекаться не хотел. Даже во имя предполагаемого спасения.
Если бы об таких вещах говорил кто-то другой, я бы заткнул его на этом моменте. Но внутренний пыл Максима смягчал отвратительность его слов. Складывалось впечатление, что ему действительно не наплевать на девочек-волшебниц; не в гуманистическом смысле, естественно. Он рассуждал о них (о нас, поправил внутренний голос) как учёный, который столкнулся со сложной, но захватывающей проблемой.
И к тому же Максим, растрёпанный, с горящими вдохновением глазами, был куда более приятной компанией, чем сборище колдунов, каждый первый из которых практиковал чернокнижие. У меня не получалось проникнуться к нему подозрительностью. Не после того, как я заметил пятно соуса на рукаве его рубашки.
На всякий случай я обернулся к Алине, но она продолжала игнорировать Максима. Возле неё стояло три пустых бокала. Ладонью волшебница подпирала подбородок, и вид у неё был сонный. Но недостаточно сонный, чтобы не выпить четвёртый лонг.
— Вся фишка в способностях Гиблых. Когда волшебницу после недавней смерти пропитывает ихор, то её тело не теряет свойств, положенных ему при жизни. Оно сохраняет силу, ловкость и прочность, а кроме того, Гиблая управляется с ним схожим образом, что при жизни. Если обыкновенные мертвецы под воздействием ихора неуклюжи, то Гиблые — опасные существа, сравнимые с живыми девочками-волшебницами. Более того, у некоторых особей сохраняется подобие Концепта. Я лично видел, как Гиблая применяла Концепт — получилось криво, он вышел из-под контроля. Но не это важно. Перечисленные мной признаки указывают на то, что ихор не позволяет духу вырваться. Он запечатывает его в себе, подчиняет — и до известной степени сохраняет. Понимаешь?
Мне резко разонравилось направление разговора. Хоть в баре было жарко, меня зазнобило. Мало того, что моя смерть была окончательной и пересмотру не подлежала; мало того, что была ненулевая вероятность, что мою тушку подчинит иномирный паразит; при захвате я мог осознавать крохотным кусочком сознания весь ужас своего положения. Понимать, что я — мертвец. Понимать, что мною пользуется ихор.