Изнанка желаний

Мы приникли к друг другу — ближе, чем любовники, но страсть наша черпала силы отнюдь не из плотского желания. Я продолжила колотить марионетку головой, пока она пинала меня куда придётся. Не то чтобы это сильно вредило мне — не после сраного куска металла в кишках. А вот то, что тварь стряхнула мою хватку с запястья и вцепилась мне в горло, было скверной переменой. Зрение застило багряной пеленой. В мозг вонзились спицы боли. Кричать я уже не могла: воздух не проходил по безжалостно смятой трахее.

Перед глазами заплясали кровавые мушки.

Естественно, в таком положении уже не получалось делать из лица марионетки пюре. Она торжествующе оскалилась, залитая кровью и моими слезами. Пустоты в её рту на месте некоторых клыков принесли злорадную радость, которую мгновенно смыла всепоглощающая боль. Кинжал в животе медленно, но настойчиво пополз вверх: меня вскрывали, как консервную банку.

Сердце пронзило жестоким осознанием: я умираю. Всколыхнулась чёрная волна отчаяния, которая вынесла на поверхность запоздалое сожаление — сама не знаю о чём. О несделанном, о несказанном, о несбывшемся. О том, что сгину без следа, растворюсь в ничто. Там, где была Саша, будет пустота. Участь всех девочек-волшебниц, кого-то раньше, кого-то позже — бороться до незавидного, незаслуженного, бессмысленного конца.

Из глубин угасающего разума поднялось желание… стремление, порыв?.. Нет, я потеряла всякую надежду. И, как ни странно, это помогло. Помогло отрешиться от мучений и провалиться в равнодушную отрешённость.

Я посмотрела в лицо своей смерти и нашла её умеренно забавной. Столько усилий, столько экспрессии, столько ненависти было в марионетке… Она — или её хозяин, неважно — не понимала, что обречена. Как и всем живущим, ей суждено раствориться во времени, и даже богам не сбежать от этой участи. Рано или поздно все вернутся в ничто. А раз так, почему бы не подсобить им напоследок? Люди, боги, города, планеты — мы сольёмся в блаженстве окончательного разрушения.

Я перестала что-либо чувствовать. Безучастно отметила, как дрогнули губы, складываясь в уродливую пародию на улыбку. Как беззвучно зашипели татуировки змей, выпячивая потроха из разрезов.

«Иди со мной», — молча призвала я хозяина существа, что убивало меня. Сказала бы вслух, но со смятым горлом не поболтаешь, — «Окунёмся вместе туда, куда ты хочешь отправить меня одну».

И всё было так правильно, так уместно, так естественно. Очевидность действий вызвала восторг: стереть всё и вся, оставить на месте города зияющую воронку… Конечно, и воронку бы в идеале убрать, заменить на конечный абсолют вакуума, но на такое точно силёнок не хватит.

Крошечными факелами горели татуировки змей. Они сопротивлялись моему прощальному подарку. Это слегка расстроило меня: всё же недостаточно сильна, чтобы продавить защиту. Но по большому счёту это не имело значения.

Когда-нибудь, миллиарды лет спустя, Вселенная обретёт совершенство.

Рука марионетки сползла с моего горла, и я повалилась на тварь. Зрительный контакт оказался утрачен. Подо мной зашевелились, суматошно отбросили изломанное тело. Недочёрт отполз от меня, забыв вытащить кинжал. Я скрючилась на земле, отхаркивая кровь и слизь. На губах пузырилась красная слюна. Я перекатилась на спину, уставившись в желтеющие небеса. Сморгнула слёзы. Отыскала чёрную кляксу Ложной луны и удивилась тому, какой красивой была её тьма. Без примесей, без обмана — восхитительный идеал.

На меня упала тень. Марионетка подобрала второй кинжал и встала надо мной. Её сотрясали судороги, от пластин в глазницах вверх поднимался дымок. Разъярёнными фуриями метались нарисованные змеи, нейтрализуя мой Концепт. Нихил свели в никуда — горьковатая получается ирония.

Я схватилась за рукоять клинка и с противным хлюпаньем вытащила его из живота. Боли уже не было, лишь успокаивающая слабость, лишь томное головокружение. Бросила железку с недочёрта, и тот поймал её, ухватившись за лезвие. Брызнула кровь.

Заработала регенерация: я ощутила, как что-то шевелится в горле, встаёт на положенное место. В лёгкие ворвался воздух, обжёг их, вынудил подняться грудь — похоже, я довольно долго не дышала.

Напрасные потуги организма. Когда марионетка отойдёт от последствий Нихила, то зарежет меня. Суета во внутренних органах, судорожно заштопывающих себя, не спасёт их.

По-видимому, я была жива только потому, что повредила какой-то важный управляющий элемент в марионетке. Её потряхивало конвульсиями, а попытка наклониться ко мне едва не обернулась падением.

Так мы с тварью и пялились друг на друга, пока ей в морду не врезалась склянка с прозрачной жидкостью. Недочёрт взревел, отмахиваясь от второй, третьей бутылочки… Отступил от меня, развернулся и заковылял прочь, пошатываясь то и дело заваливаясь вперёд. С него на асфальт капала влага — вместе с чёрными каплями. Может, кровь? Я приподнялась на локтях, игнорируя зверскую боль.

Напоследок марионетка обернулась, и я поняла свою ошибку. Там, где на тварь угодила жидкость, растворялась кожа, стекая мелкими крапинками.

— Ну и срань, — заявил знакомый голос.