Изобличитель. Кровь, золото, собака

Ну да, конечно: это было самое жуткое воспоминание из детства. Они тогда с отцом и его коллегой поехали на прииск «Хвалебный», там задержались, возвращались затемно, и за санями погнались волки. Волков в ту зиму почему-то развелось видимо-невидимо, а с пропитанием в тайге в тот год было наверняка плохо. Доходило до того, что самые осатаневшие пару раз врывались в деревни средь бела дня, а ночью хватали собак, пытались залезть в овчарни и хлевы, так что мужики, собравшись вооруженной ватагой (а в Сибири ружье в каждой избе), по очереди обходили улицы.

Ахиллес, тогда восьмилетний, запомнил этот страх на всю жизнь – освещенная полной луной дорога, храпящая тройка, по сторонам и сзади, совсем близко от саней, мелькают поджарые серые тени, горят глаза, отец и его коллега яростно палят в ближайших из своих «Смит-Вессонов»… Волков было с дюжину, половину инженеры перебили, остальные в какой-то миг, словно по команде, отстали. Канавинское было уже близко, версты полторы, тамошние хозяйственные мужики, собравшись гурьбой и щетинясь стволами, пошли обдирать падаль. Одну из шкур взял приятель отца, тот самый инженер, отцу Ахиллеса тоже предлагали, но маленький Ахиллес форменным образом зашелся в плаче, крича, что не хочет домой «этого». Смешно, но ему тогда всерьез казалось, что шкура ночью оживет и набросится на него…

Совсем успокоившись, он поступил подобно Ванде и Артамошке: поднял с пола сапог и запустил им в кучу волков, подступивших совсем близко с угрозами и оскорблениями. Случилось в точности то же самое: сапог пролетел сквозь них, как сквозь туман или дым костра, глухо стукнув об пол. После этого Ахиллес уже вовсе не обращал на них внимания: ясно было, что его просто пугают, как пугали остальных, и доставшаяся ему доза неизвестного вещества определенно не смертельна. Даже интересно было сидеть, курить, разглядывать заполнившее спальню скопище (от которого ничуть не пахло волчьей шерстью, и ногтями по паркету они не цокали – а вот разболтались не на шутку). В конце концов разделся, лег и прикрыл голову подушкой. Какое-то время ему еще досаждали приглушенные угрозы и оскорбления, но потом он все же заснул и никаких кошмаров во сне не видел.

…Тот самый Кувшинников, решивший «помочь народу», оказался вовсе не фанатиком, каких Ахиллес уже повидал, а вполне приятным в обращении молодым человеком с открытым лицом. Соответствующее заключение у него было уже готово, он протянул его сначала приставу, но тот, едва глянув, отдал бумагу Ахиллесу.

– Не по моим мозгам столь ученая премудрость…

– Пожалуй, и не по моим тоже, – сказал Ахиллес, изучив бумагу. – Все равно что китайская грамота… Олег Кондратьевич, может, вы нам расскажете простыми русскими словами, что за вещество в организме покойного обнаружилось?

Кувшинников растерянно улыбнулся, развел руками:

– Боюсь, я бессилен, господа… Опиаты безусловно присутствуют, как и некоторая доля дигиталиса, и еще парочка компонентов растительного происхождения. Но точного состава я определить не могу, как ни старался. Перерыл все книги, что привез из Казани, – он указал на шеренгу толстых книг на полке, – но ничего подобного… Возможно, какое-то новое химическое соединение – их в наше время открывают и создают несказанное количество, уследить просто невозможно. Я выписываю пару-тройку специализированных журналов, но доходят они в нашу глушь с большим опозданием… Помог, чем мог, уж не посетуйте.

– Мы вам и за то благодарны, что вы уже сделали, – сказал Ахиллес. – Главное известно: это вещество есть, и оно, попав в организм, убивает очень быстро…

– Возможно, будь у меня гораздо лучше оборудованная лаборатория, я добился бы большего, но здесь обычная земская аптека с ее невеликими возможностями. Вот в Казанском университете…

Когда они вышли на улицу, спрятав в карманы каждый свой экземпляр заключения, пристав тоскливо вздохнул:

– Ну вот, придется открывать сразу два новых дела: о злодейском отравлении крестьянина Капитанова, повлекшем смерть, и убийстве крестьянки Горшечниковой. И это – когда вот-вот начнется престольный праздник, какие уж тут допросы-расспросы…

– Думается мне, вам и не стоит ломать голову, – сказал Ахиллес. – Уверен, это не ваши. Это идет из имения Лесневского, теперь уже никаких сомнений. Этот проклятый Алешка, которого я еще в глаза не видел… А он шныряет по селу непонятно зачем… Он, кстати, мог и Маринку убить – только доказательств никаких. Нож вы сохранили, как я просил?

– Да, конечно. Сам извлекал, как вы наставляли, – он чуточку передернулся. – Брался за рукоятку у самого лезвия, аккуратно его в мешочек упаковал, буду ждать оказии переправить в Самбарск…

Ахиллес задумчиво сказал:

– Вообще-то такой оборотистый мерзавец мог и перчатки надеть… Иван Иннокентьевич, пока престольный не разгулялся, вы уж поговорите с мужиками – о чем Алешка с ними толковал, в каких кабаках больше сидел.

– Конечно. Вы уж там поосторожнее, в имении. Как бы и вам чего не подлили. Крови эта шайка не боится, сами убедились.

– Постараюсь, – сказал Ахиллес. – Как-то хочется пожить подольше…