Изобличитель. Кровь, золото, собака

– На сеансе будь готова к любым неожиданностям…

– Ты придумал что-то?! – ответила она радостным шепотом.

– Нельзя сказать, чтобы особенно выгодное. Я попросту попробую их спровоцировать, вспугнуть, ошеломить – вдруг да и выдадут себя как-то, чтобы я мог вцепиться в них всерьез. Но все равно, держись осторожнее.

Ах, как ему не хотелось брать туда Ванду! Ахиллес успокаивал себя тем, что аферисты, подобные этим, обычно оружия при себе не носят. Хотя, с другой стороны, кто-то же стрелял в него под Красавиным. Но что поделать, без переводчицы он был бессилен…

На этот раз, когда все собрались, «магистр» сам принялся тщательно задергивать портьеры, авторитетно объясняя:

– На этот раз, мне сообщили оттуда, мы будем иметь дело с явлением, а потому нужен совершеннейший мрак…

– Я ее увижу? – взволнованно воскликнул пан Казимир.

– Ничего нельзя предсказать заранее. Но некое явление будет… – Он присмотрелся к шторам, щелкнул выключателем, и в комнате воцарилась полная темнота. Тут же зажег свет. – Рассаживайтесь, дамы и господа, время близится…

Все занимали свои места гораздо быстрее, чем в прошлый раз. Расселись в том же порядке: с одной стороны от Ахиллеса устроился доктор Кравченко, с другой – Ванда.

– Надеюсь, цепь скреплена надежно? – послышался во мраке голос «магистра». – Умоляю вас: полное молчание и совершеннейшая неподвижность, чтобы не спугнуть гостью…

Он снова начал нараспев декламировать что-то на неизвестном языке. Потом замолчал. Вновь послышалось печальное журавлиное курлыканье, неизвестно откуда исходившее. (Почему все время эти журавли, промелькнуло в голове у Ахиллеса. Быть может, с журавлями связан какой-то важный эпизод из жизни Казимира и Барбары?)

Когда невидимые журавли замолчали, Дульхатин произнес еще несколько фраз на своей спиритической тарабарщине и вдруг воскликнул ликующе:

– Удалось! Нас ждет визит!

Ахиллес был удивлен не на шутку, как наверняка и остальные: меж сидевших бок о бок пана Казимира и медиума вдруг возник продолговатый слабо светящийся предмет, он увеличивался в размерах, приобретал четкие очертания, в конце концов уже можно было рассмотреть, что это человеческая рука – несомненно, женская, тонкая, изящная. Она грациозно – и, такое впечатление, ласково – потянулась к плечу пана Казимира…

Слева от Ахиллеса с грохотом упало тяжелое кресло, послышался громкий стук подошв, и мгновение спустя вспыхнула люстра под потолком. На миг Ахиллес зажмурился, ослепленный, но тут же открыл глаза. Их резало от столь быстрого перехода от полной темноты к казавшемуся ослепительным электрическому свету, но он, смаргивая слезы, смотрел. Смотрел, как доктор Кравченко борется с медиумом, пытавшимся спрятать что-то за пазуху, как, явно превосходя его силой, вырывает этот предмет, поднимает над головой и торжествующе восклицает:

– Не угодно ли, дамы и господа, взглянуть на «призрачную руку»?

В руке у него было что-то вроде длинной перчатки, уже сдувшейся, так что пальцы стали плоскими и нелепо повисли. На Дульхатине лица не было, он отчаянно пытался вернуть себе уверенность, но получалось плохо.

– Посмотрите, пан Казимир, – сказал Кравченко, кладя на колени хозяину перчатку. – Потрогайте…

– Резина… – сказал пан Казимир, и не понять, чего в голосе было больше – удивления или разочарования.

– Покрытая каким-то светящимся составом, – подхватил Кравченко. – Старый фокус… и не самый искусный. Я видывал и более изобретательно сработанные штуковины. Надеюсь, вы понимаете теперь, кого у себя приютили?

– Кажется, да, – с ледяным спокойствием сказал пан Казимир. – Быть может, вы соизволите объясниться… магистр?

Ахиллес им прямо-таки залюбовался. Пан Казимир был великолепен – он выпрямился в кресле, прямой, как натянутая струна, гордо держа голову, на лице читалось лишь ледяное презрение. Наверное, так и выглядели истые шляхтичи старинных времен, холодно и невозмутимо принимавшие любые изменения в жизни – от свалившегося вдруг миллионного наследства до приказа королевского суда об изгнании за пределы державы.

Все, кроме пана Казимира, вскочили с мест, раздалось несколько бессвязных фраз, воцарился некоторый беспорядок.

– Минуту спокойствия, я вас прошу, – повелительно сказал доктор Кравченко так, что разговоры моментально умолкли. Повернулся к «магистру». – Прошу великодушно простить за вынужденный обман, но с субъектами вроде вас, Аполлоний Саввич, это порой необходимо… Господин Тучин Аполлоний Саввич, большой специалист по вызову духов, а также мастерски наловчившийся пускать в ход разные резиновые штучки…

– Вы… Вы… – только и смог выговорить Дульхатин-Тучин. – И прямо-таки взвизгнул: – Вы самозванец!

– Ровно в той же степени, что и вы, – спокойно ответил доктор. – По крайней мере, я действительно доктор… только фамилия моя не Кравченко, а Стеклов, льщу себя надеждой, что вам это имя доводилось слышать. Меня еще называют «охотником за медиумами» – скажу, без ложной скромности, справедливо. Вы у меня будете десятый скальп на поясе индейского воина. Круглое число… Можно и бокал шампанского выпить.

– Но ваши рекомендации… – выдавил Тучин.