Изобличитель. Кровь, золото, собака

Никодимов сказал вполне дружелюбно, словно и не заметил этой сухости:

– Дело у меня к вам действительно серьезное и важное, но может быть изложено в одной фразе. Ахиллес Петрович, я вам предлагаю перейти на службу в Московскую сыскную полицию.

Сказать, что Ахиллес был поражен – значит, ничего не сказать…

– Разумеется, я делаю это предложение не от своего имени, а с санкции начальства, – невозмутимо продолжал Никодимов. – Если желаете, мы можем проехать на полицейский телеграф, и вы пообщаетесь с одним из наших начальников.

– По-моему, нет необходимости, – сказал Ахиллес, удивленный, потрясенный, совершенно ошарашенный.

– Конечно, вы удивлены, – чуть заметно усмехнулся Никодимов. – Конечно, ситуация потребует долгих объяснений. Вы желаете их выслушать?

– Хотелось бы, – сказал Ахиллес.

– Я здесь уже около месяца, я и группа моих подчиненных. Мы занимались… некоторым делом, о котором, простите великодушно, вам знать не положено. Все вот это, – он приподнял полы пиджака, поддел ногтем большого пальца зазвеневшую гроздь брелоков, поиграл портсигаром, – не более чем сценический образ, проще говоря, личина. Уж вам-то, большому любителю определенного рода литературы, не нужно объяснять, что сыщик часто бывает вынужден пользоваться личинами? Самыми разнообразными.

– Не нужно, – кратко ответил Ахиллес.

– С некоторых пор вы стали объектом самого пристального нашего внимания… как легко догадаться, в качестве не нарушителя законов, наоборот, весьма перспективного кандидата на службу в Московской сыскной. Если конкретнее, после того как вы блестяще – не примите за пустой комплимент, работа и в самом деле была блестящая – раскрыли убийство купца Сабашникова. Потом уже узнали и о «деле трех надежных приказчиков» – конечно, не вы его завершили, но вы его начали. Узнали и об истории с медвежьим чучелом…

– Вот случай с медвежьим чучелом – чистейшей воды везение, – усмехнулся Ахиллес.

– И это прекрасно, – серьезно сказал Никодимов. – Я девятнадцатый год в сыскной полиции, и говорю вам авторитетно: давно успел убедиться, что одних способностей к какому-то роду занятий мало. Нужно еще и везение. Я мог бы вам рассказать несколько историй способных, но крайне невезучих людей, которые из-за своей невезучести провалили серьезные дела, а один даже был убит… но не стоит, думаю, сейчас на эти истории отвлекаться. Главное, не подлежит сомнению: вы везучи. Это дополнительный аргумент в вашу пользу. И наконец, ваше последнее дело, в имении Красавино. Вы работали опять-таки просто блестяще. И я не сомневаюсь, что ваше подлинное призвание – сыскная полиция. Армейская служба, насколько я понимаю, начинает откровенно вас тяготить, вы не видите для себя никаких перспектив. Я прав?

– Предположим, – сказал Ахиллес.

Никодимов ответил вежливо, но твердо:

– Давайте обойдемся без всяких «предположим», хорошо? Мы оба прекрасно знаем, что я прав. Военной службой вы уже откровенно тяготитесь, тем более что и особого призвания к ней не чувствуете, и понимаете уже, что мало-мальски серьезной карьеры вам на этом поприще не сделать. Итак, я прав?

– Правы, – неохотно согласился Ахиллес.

– Вот видите… Я не люблю высоких слов, но подумайте сами, кто ценнее для общества: ничем не примечательный армейский подпоручик, один из превеликого множества себе подобных, не блещущий никакими воинскими талантами, или талантливый сыщик, каковым у вас есть все шансы стать? Мне думается, второй, а вам? – Он усмехнулся: – Ахиллес Петрович, я чуть ли не вдвое старше вас, успел узнать мир и людей. Вы уже отравлены сыскным делом, если откажетесь сейчас, потом себе этого никогда не простите…

– Возможно, – сказал Ахиллес, прекрасно зная, что именно так и обстоит – уже отравлен. – Я только не пойму одного… Неужели мои скромные провинциальные успехи оказались столь значительными, что меня приглашают не куда-нибудь, в Москву?

– Ответ найти легко, – сказал Никодимов. – Собственно, их даже два. В некоторых отношениях, Ахиллес Петрович, совершенно нет никакой разницы между столицами и провинцией. Конечно, иные столичные аферисты работают с гораздо боˆльшим размахом, нежели провинциальные, а иные грабители берут не в пример более ценную добычу, нежели в провинции. Но в общем и целом, в сути никаких различий нет. Ограбления, кражи, убийства ради выгоды или из ревности везде одинаковы. Это первый ответ. Далее. – Он поморщился то ли досадливо, то ли печально. – Неприятно об этом говорить, но приходится… Не только у вас, военных, есть понятие «честь мундира», в полиции оно тоже присутствует. Вы можете дать честное слово, что никогда никому постороннему не расскажете то, что сейчас от меня услышите?

– Слово офицера.

– Прекрасно. Итак, у нас есть своя честь мундира, мне очень неприятно подробно рассказывать о некоторых вещах, но никуда от этого не денешься. Вы слышали что-нибудь о том, что происходит… верней, до недавнего времени происходило, в Московской сыскной полиции?

– Газеты об этом пишут мало и скупо, – сказал Ахиллес. – Там открыты какие-то злоупотребления, верно?

Никодимов вздохнул: