Изображая, понимать, или Sententia sensa: философия в литературном тексте

Существен фон, на котором происходит действие повести. Все события случаются в феврале 1974 г. – в «канун предшествующего великому посту карнавала». Карнавал не случаен в системе миро-отношений, рисуемых Бёллем. Он не только символизирует нравственную неразбериху, упрятывание лица под маской (полицейский шпик и репортер одеты в костюмы арабских шейхов), но и атмосферу вседозволенности, известной фривольности и разнузданности. Как не отметить, что и Катарина, и преследуемый властями дезертир из бундесвера, ее неожиданный возлюбленный, на карнавал явились без масок! И только идя на убийство, Катарина переодевается бедуинкой. Новые левые, хиппи и всевозможные их леворадикальные собратья как раз на рубеже 60–70-х годов объявили карнавал отрицанием официозного порядка вещей, раскрепощением человека, а карнавализацию жизни, то есть отказ от нудной ежедневной работы (да и вообще работы!) – высшей формой свободы. А уж что касается сексуальной, наркотической и прочих революций, клонившихся к освобождению человека от всех и всяких обязанностей, то они вообще сомнению не подвергались, были аксиомами леворадикального бунта. Катарина же «известна как недотрога, прямо-таки неприступная особа, прозванная знакомыми и друзьями “монашенкой”, избегающая дискотек, потому что там беспутничают». Бёлль резко и сразу разводит свою Катарину с левыми радикалами-нигилистами. «Катарина всегда была трудолюбивой, честной… в детстве даже набожной и благочестивой». Направляет наше восприятие и настойчиво подчеркнутое отношение к героине доктора Блорна, который испытывает «уважение к Катарине, да, уважение, почти благоговение, больше даже – нежное благоговение перед ее, да-да, черт возьми, невинностью, которая даже больше, больше, чем невинность». И это несмотря на то что Катарина была замужем, но разошлась, когда муж стал «назойливым», по ее определению. Она напоминает, не могу отделаться от этого сопоставления, и вторую любимую героиню Гёте – Маргариту, с ее чистотой, трудолюбием, детской набожностью, любовью к порядку. Правда, Катарина уже «в возрасте 19 лет, в 1966 году, вышла из католической церкви», и это отличает ее от набожной Маргариты. Но, быть может, нечто в этом поступке объяснят слова Катарины: «Иногда я заходила в церковь, не по религиозным причинам, а потому, что там можно спокойно посидеть, но в последнее время и в церквах пристают – не только прихожане». Церковь превратилась в один из подотделов гигантского празднества – увеселения, должного изображать раскрепощение духа. Бёлль не принимает точку зрения левых радикалов на карнавал как спонтанное и чистое проявление свободной человеческой сущности; за внешней свободой он видит выгоду сильных мира сего: «Один высокопоставленный учредитель карнавала, виноторговец и представитель фирмы шампанских вин, который мог похвастать, что возродил юмор…» Обретение обществом свободы внешней не равнозначно приобщению к подлинной свободе и независимости.

Карнавалу вседозволенности противостоит скромная и трудолюбивая Катарина, которая имеет «два очень опасных свойства: верность и гордость». Любопытно, что до двадцати семи лет за все годы работы она ни разу не принимала участия в разгульных празднествах, да и в этот раз ее с трудом уговорили отдохнуть ее наниматели, супруги Блорна, взяв с нее слово, что она «наконец возьмет отпуск и будет развлекаться на карнавале, а не наймется, как делала все эти годы, на сезонную работу». И в отличие от остальных развлекающихся Катарина нашла на карнавале подлинную любовь, ибо сама была подлинной: «Боже мой, он как раз тот, кого я должна была встретить, я бы вышла за него замуж и родила ему детей – пусть даже пришлось бы ждать годами, пока он не выйдет из кутузки», – говорит она о своем возлюбленном.