Изобретение Мореля. План побега. Сон про героев

Девушки должны быть блондинками, с величавой осанкой, чуть похожими на статую Республики или Свободы, с золотистой кожей и серыми, на худой конец голубыми, глазами. Клара была худенькой, темноволосой, с этим выпуклым лбом, которые были так ему неприятны. Он полюбил ее с самого начала. Забыл о приключении на озере, забыл приятелей и доктора, забыл про футбол, а что касается бегов, то некое чувство благодарности заставило его в течение нескольких недель, с субботы по понедельник, следить за судьбой лошади по кличке Метеорико – судьбой, впрочем, столь же быстролетной, как и таинственный блеск небесных тел, давших ему имя. Гауна не потерял работу, потому что Ламбрускини был человеком добрым и понимающим, и не потерял дружбу Ларсена, потому что дружба – благородная и смиренная золушка, привыкшая к лишениям. Терпеливо, очень покорно и искусно он принялся ухаживать за Кларой и стал несносен почти для всех, кто его знал. Клара поначалу причиняла ему страдания и была с ним настолько откровенной, что порой эта откровенность оказывалась хуже всякой лжи; при этом она вовсе не хотела умышленно причинять ему боль; без сомнения, она была чистосердечна и, как всегда, верна ему. Со временем все становится известно, и Ларсен с ребятами спрашивали себя, отчего Гауна все это терпит. Клара была в то время одной из самых популярных девушек в округе – ее последующий образ самоотверженной и преданной подруги как-то стирает из нашей памяти это примечательное обстоятельство, – и пожалуй, как думали иные, в страсти Гауны было не столько подлинного чувства, сколько тщеславия; но сейчас этого уже никак не проверишь, да и в конце концов столь циничное и подловатое сомнение можно в равной степени отнести к любому роману, так что может быть предпочтительнее припомнить – ибо она более значительна – фразу, которую как-то вечером Гауна сказал Ларсену: «Я стал ухаживать за ней, чтобы суметь забыть». Ларсен, всегда верящий любому слову друга, на этот раз усомнился в его искренности. После той необъяснимой и глупой встречи с Баумгартеном девушка влюбилась в Гауну и, как говорили люди, образумилась. Она даже отдалилась от друзей из труппы «Элео»; приняла участие в единственном и, как утверждалось, программном спектакле «Женщины с моря» (спектакле, от присутствия на котором Гауна воздержался – его останавливало самолюбие, хотя и подталкивала ревность, – и больше их не видела. Турчаночка рассказывала, что после загородной прогулки Клара полюбила Гауну с настоящей страстью.

Дни Гауны, наполненные работой и Кларой, пролетали незаметно. Замкнувшись в своем мире, укрытом от чужих глаз, точно галереи заброшенной шахты, влюбленные подмечают различия и оттенки часов, в которые не происходит ровно ничего, кроме заверений в любви и взаимных восхвалений; но в сущности, один вечер, когда гуляешь под руку с семи до восьми, похож на другой вечер, когда гуляешь под руку с семи до восьми, и одно воскресенье, когда кружишь по скверу Сааведры и сидишь в кино с пяти до восьми, похоже на другое воскресенье, когда кружишь по скверу Сааведры и сидишь в кино с пяти до восьми. Все эти дни, такие одинаковые, проходили очень быстро.

В этот период Ларсен и другие друзья слышали, как Гауна не раз говорил, что ему хотелось бы поступить на корабль или уйти на сезонные работы в Санта-Фе или в Пампу. Время от времени он задумывался об этом воображаемом бегстве, но потом забывал о нем и даже отрицал бы, что когда-то замышлял такое. Гауна спрашивал себя, может ли человек быть влюбленным в женщину и в то же время отчаянно и тайно желать освободиться от нее. Если он вдруг представлял себе, что с Кларой может что-то случиться – что она почему-то станет мучиться или заболеет, – его жестокое юношеское безразличие исчезало, и ему хотелось плакать. Воображая себе, что она может бросить его или полюбить другого, он чувствовал прилив ненависти, и ему становилось физически нехорошо. Он предпринимал массу усилий, лишь бы видеть ее и быть с нею.

XXVII

Было воскресенье. Под вечер Гауна, один в комнате, лежал в постели, глядел в потолок и курил, скрестив на спинке кровати ноги в шлепанцах, надетых на босу ногу. Клара осталась дома, чтобы побыть с доном Серафином, у которого «здоровье пошаливало». В семь Гауна пойдет ее навестить.

Они решили пожениться. К этому решению оба они пришли невольно, неотвратимо, никто первым ничего не предлагал.

Вернулся Ларсен. Он ходил в булочную за плюшками для мате.

– Мне достались только креольские булки. С ума сойти, сколько люди едят сдобы и хлеба! – воскликнул он, открывая пакет и показывая его содержимое Гауне, который едва взглянул в его сторону. – Хоть самому становись пекарем!