Изобретение Мореля. План побега. Сон про героев

Незадолго до темноты, когда Гауна уже собрался выходить, хлынул дождь. Молодой человек подождал в парадной, пока не прояснится, и вдруг увидел, как обычные цвета их квартала – зелень деревьев, светлая у эвкалипта, который вздрагивал всеми листьями на дальнем краю пустыря, более темная у параисо, росших вдоль тротуара, коричневатые и серые двери и оконные рамы, белые стены домов, охристо-желтый галантерейный магазин на углу, красные афиши, все еще извещавшие о провалившейся продаже земельных участков, синее стеклянное объявление в доме напротив – все эти краски неудержимо и враз заиграли ярче, словно охваченные каким-то паническим восторгом, поднявшимся из земных глубин. Гауна, обычно ненаблюдательный, отметил увиденное и подумал, что надо рассказать об этом Кларе. Примечательно, как воспитывает нас общение с любимой женщиной – впрочем, ненадолго.

Улицы были залиты водой, и кое-где на углах люди перебирались с тротуара на тротуар по скользким шатким дощечкам. На проспекте Техар он встретился с Пегораро. Тот, словно желая убедиться, что Гауна – не призрак, трогал его, хлопал по спине, обнимал, восклицая:

– Надо же, брат, откуда ты взялся? А то ведь совсем пропал…

Гауна ответил что-то неопределенное и попытался продолжить путь; Пегораро зашагал рядом.

– Давненько ж ты не приходишь в клуб, – отметил он, останавливая Гауну и разводя руки ладонями наружу.

– Давно, – согласился Гауна.

Он думал, как отделаться от Пегораро, не доходя до дома Колдуна. Ему не хотелось, чтобы приятель знал, куда он идет.

– Видел бы ты новую команду. Тогда бы вспомнил о добрых временах и понял бы, что нет ничего лучше футбола. Клуба теперь не узнать. Клянусь мамой, что дала мне этот медальон, у нас никогда не было такого переднего края. Видел Потенцоне?

– Нет.

– Тогда не говори мне о футболе. Лучше закрой пасть, другими словами, помалкивай. Потенцоне – новый центр нападения. Ведет мяч, как волшебник, какие финты и обводки, но как дойдет до ворот – весь запал пропадает, чего-то ему не хватает. Казалось бы, верный гол, и вдруг шиш, если ты меня понимаешь. А Перроне ты тоже не видел?

– Тоже.

– Да чего ж ты зеваешь, друг? Теряешь лучшее в жизни. Перроне – самый быстрый крайний за всю нашу историю. Это совсем другой случай. Мчится, как стрела, подлетает к воротам, а там вроде бы теряется и выкидывает мяч в аут. А Негроне ты видел?

– Ну, этот и в мое время был уже почти ветераном.

Пока Пегораро, делая вид, что не слышал ответа, объяснял дефекты этого игрока, Гауна размышлял, что как-нибудь в воскресенье надо изобрести хороший предлог и заглянуть в клуб. С грустью припомнил он времена, когда не пропускал ни одной игры.

– Ты куда сейчас идешь? – спросил Пегораро.

Гауна подумал, что, наверное, девушка ждет его в дверях, и вдруг понял: неважно, пусть Пегораро знает, куда он идет. Он вспомнил слова Ларсена о Кларе и удовлетворенно улыбнулся.

– В дом Табоады, – ответил он.

Пегораро снова остановил его, расставив руки, вывернув ладони наружу. Склонив голову набок, он спросил:

– А ты знаешь, что этот человек – настоящий колдун? Помнишь вечер, когда мы все были у него? Ну так вот, ты помнишь, что у меня все ноги были в фурункулах? Ну так вот. Этот тип пробормотал два-три слова, я и не расслышал, начертил в воздухе какие-то закорючки, и на другой день от всех фурункулов и следа не осталось. Клянусь тебе этим медальоном. Только знаешь, я никому не сказал ни слова, чтобы не подумали, будто меня можно провести всякими колдовскими штучками.

Клара ждала Гауну у дверей. Издали она показалась ему не такой уж красивой. Он вспомнил, что вначале, когда они встречались на улице или в других людных местах, ему нравилось представлять себе, с каким завистливым одобрением все смотрят, как он берет ее под руку. Сейчас он даже не был уверен, хорошенькая ли она. Он простился с Пегораро.

– Так когда же ты придешь в клуб? – спросил тот.

– Скоро, Толстяк. Обещаю тебе.

Пока Пегораро не скрылся из виду, Гауна не переходил улицу. Девушка двинулась ему навстречу и поцеловала его. Она закрыла дверь, нажала кнопку выключателя, и они вошли в лифт.

– Видел, какой дождь? – заметила Клара, пока они поднимались.

– Прямо ливень.

Он вспомнил о своем намерении рассказать ей о буйстве красок и яркости света после дождя, но вдруг ощутил внезапный гнев и замолчал. Они вошли в гостиную.

– Что с тобой? – спросила Клара.

– Ничего.

– Как это ничего? Скажи мне, что случилось.

Надо было найти какое-то объяснение. Гауна спросил:

– Ты все еще встречаешься с Баумгартеном?

Чтобы замаскировать неуверенность, он заговорил слишком громко.

Клара делала ему знаки, боясь, что его услышат. Ожидая ответа, он все больше накалялся.

– Отвечай же, – повторил он презрительно.

– Я никогда с ним не встречаюсь, – заверила Клара.

– Но ты думаешь о нем.

– Нет.

– Так почему же ты встретилась с ним в тот вечер?

Он загнал ее в угол дивана, настаивал, требовал объяснений. Клара не смотрела на него.

– Почему? Почему? – настаивал он.

Клара взглянула ему в глаза.

– Ты сводил меня с ума, – ответила она.

Гауна слегка опешил.

– А теперь? – спросил он.

– Теперь нет.