Изобретение Мореля. План побега. Сон про героев

– Надо найти приличное заведение. Я бы поел мяса на углях.

– Я не голоден, – с грустью предупредил Пегораро. – Могу обойтись ломтиком салями и несколькими пирожками с мясом.

Гауна думал о карнавале двадцать седьмого года – тогда с первого же вечера все было иначе. Словно говоря с ребятами, он сказал себе: «Тогда было другое воодушевление, человечность, тепло». Ему казалось, что и он сам в тот раз был меньше озабочен личными обстоятельствами, беспечнее отдавался общению с друзьями, ночному веселью. Быть может, в двадцать седьмом году они уехали с Сааведры, уже пропустив две-три рюмки. А может, теперь ему казалось, что он вспоминает начало той прогулки, а на самом деле вспоминал то, что было потом – конец первой ночи или середину второй.

– Пожалуй, мне лучше съесть немного тушеного мяса по-испански, – продолжил Пегораро, передумав. – С этой тяжестью в желудке мне надо строго придерживаться легкой пищи.

Гауна убеждался, что настроение двадцать седьмого года вернуть нельзя; однако когда они, уклоняясь от встречной процессии, свернули на пустую улочку с неровными рядами домов, он ощутил некий отзвук этого настроения – как улавливаешь отзвук забытой мелодии, – долетающий издалека, легкими, но упорными дуновениями.

– Сделайте мне одолжение, доктор, взгляните на этого цыпленка, – воскликнул Пегораро, наполовину свесившись из коляски; они выезжали на проспект и на повороте почти прижались к тротуару. – Этот цыпленок allo spiedo [39], вон тот, второй, который сейчас уже почти скрылся. Не говорите, что вы его не видели.

– Забудь его, – посоветовал доктор. – Ты входишь в заведение, садишься, расправляешь салфетку и раз – тебя самого уже общипали, как курицу.

– Не обижайте Гауну, – жалобно попросил Пегораро.

– Я никого не обижаю, – грозно отозвался доктор.

– Пегораро имел в виду, – встревожено вмешался Майдана, – что Эмилито сегодня не станет затевать споры из-за каких-то жалких песо.

– Почему он сказал, что я обижаю? – настаивал доктор.

Антунес подмигнул и подобрался на сидении.

– Мы должны беречь денежки Гауны, как свои собственные, – комическим тоном объяснил он.

– Другого такого цыпленка нам не найти, – простонал Пегораро.

– Стойте, маэстро, – приказал Валерга кучеру, пожав плечами, и повернулся к Гауне: – Плати, Эмилио.

Когда они вошли в таверну, доктор заметил:

– В мое время цыплятами питались женщины, больные и иностранцы. Мы, мужчины, если мне не изменяет память, ели жареное мясо.

Тщедушный потный старичок в грязном люстриновом пиджаке, с жирной салфеткой подмышкой, в черных, очень мятых и сползших брюках с желтыми подпалинами – должно быть от утюга, – в общих чертах протер стол. Валерга сказал:

– Послушайте, молодой человек, вот этот сеньор, – он указал на Пегораро, – положил глаз на одного из цыплят, что крутятся там на витрине. Он вам покажет, какого.

Когда они вернулись с цыпленком, официант спросил:

– Закажем еще что-нибудь?

– Надо подумать, – ответил Пегораро. – Почему бы не заглянуть в меню?

Доктор Валерга затряс головой.

– В мое время, – сказал он, – никто не голодал, хотя не просил каждую минуту счет или меню. Ты садился за стойку, давал буфетчику круглую сумму, чтобы человек не нес убытки, и потом уж не удивлялся, если тебе подавали яичницу из трех дюжин яиц.

– Я работаю в этой стране уже сорок лет, – заявил официант, – и пусть я ослепну, если видел что-нибудь подобное. Наверное сеньору довелось читать какую-нибудь книжонку с выдумками и стариковскими побасенками.

– Это меня вы называете выдумщиком? – вопросил доктор. – Вы хотите, чтобы я вас убил?

– Не обращайте на него внимания, – торопливо вмешался Майдана. – Дед сам не знает, что говорит.

– А ты не беспокойся, – ответил Валерга. – Я сегодня мягче пуха. Плевать мне на этого старика. По мне пусть подаст, что заказано, а потом катится на скорм червям.

– Но доктор, – умоляюще сказал Пегораро, – цыпленочка не хватит на всех.

– А кто сказал, что должно хватить? Ребята начнут с мясного ассорти, Гауна и я, как люди почтенные, займемся цыпленком, а ты, поскольку должен беречься, ограничишься хлебным супом и чем-нибудь овощным.

Гауна сделал вид, что не заметил подмигивания доктора. Он уже устал от его шуточек и вспышек гнева. Табоада был прав: Валерга – несносный старик. Упрямый, грубый и злой. А что до ребят – они просто жалкие типы, кандидаты в уголовники. Почему он так долго этого не понимал? И вот, чтобы шляться по городу с этими болванами, он ушел из дому, не предупредив жену. Будет ли Клара и дальше его любить? Без нее и без Ларсена мир для него опустеет.

Он отодвинул тарелку. Есть ему не хотелось. Доктор разделывался с половиной цыпленка, ребята пожирали закуску, таская друг у друга кружки вареной колбасы и салями. Пегораро наворачивал суп. Гауна поглядел на них с ненавистью.

– Ты не будешь? – спросил Пегораро.

– Нет, – ответил Гауна.