Изобретение Мореля. План побега. Сон про героев

Пегораро мгновенно ухватил цыпленка, оставленного Гауной, и стал жадно его обгладывать. Доктор как будто рассердился, но помолчал. Гауна отпил вина. Доктор и ребята все еще возились с едой, и Гауна выпил три-четыре стакана. Доктор предложил отправиться в заведение на улице Меданос.

– К немкам, помните? В двадцать седьмом мы почтили его своим посещением.

XLI

Отяжелев от еды, все решили пройтись. Наконец они добрались до улицы Меданос. Заведение было закрыто. Почти все места, где они побывали в двадцать седьмом году, теперь были закрыты. Они вышли на широкий проспект, и под оглушительный и непрерывный грохот ближайшего оркестра доктор рассказал, как много лет назад поджег ряженую, которая чем-то ему не угодила.

– Видели бы вы, как она бежала, бедняжка, в соломенной юбочке, с маленькой гитарой, которую называют укелеле. В газетах, в полицейской хронике ее описывали, как «живой факел».

В одном кафе, уже недалеко от Ривадавии, Гауна припомнил, что в двадцать седьмом году они сидели здесь, даже быть может за тем же столиком, и что здесь что-то произошло с каким-то мальчиком. На миг ему показалось, что он вспомнил этот эпизод, почувствовал то, что чувствовал тогда. Он спросил:

– Мне кажется, тут случилась какая-то история с ребенком, вы помните, что это было?

– Абсолютно ничего не помню, – заявил доктор, глотая звук «б» и удваивая «с».

– Сдохнуть мне на этом месте, если мне хоть что-то запомнилось, – сказал Антунес.

Гауна подумал, что если он вспомнит этот случай, из глубины памяти всплывут чудесные утраченные мгновения… Пока ясно было одно: тогдашнего настроения уже не вернуть. Сейчас он не мог отдаться чувству безраздельного единения с друзьями, чувству почти магической власти, пронизанному щедрой беспечностью. Сейчас он был лишь придирчивым и недобрым наблюдателем.

Осушив рюмку джина, Гауна уловил что-то похожее на воспоминание о карнавале двадцать седьмого года. Ощущая себя невероятно хитрым, он спросил:

– Где мы проведем ночь, доктор?

– Не беспокойся, – ответил Валерга. – В Буэнос-Айресе нет недостатка в постелях по песо за ночь.

– По мне, – заметил Пегораро, – так Эмилито уже не прочь вернуться в свою нору. Он какой-то скучный, как в воду опущенный, понимаешь ли.

– В тот раз, – продолжал Гауна, – мы отправились в усадьбу какого-то вашего друга.

– Куда-куда? – переспросил доктор.

– В усадьбу. Нас встретила очень недовольная сеньора и куча собак.

Валерга только улыбнулся.

Ребята говорили свободно, словно чувствуя, что у доктора не было настроения их попрекать.

– Теперь ты решил экономить? – спросил Пегораро. – Такой человек, как ты не станет дрожать над жалким песо.

– Не обращай внимания, – с жаром вмешался Антунес. – Мой постоянный девиз: мы должны беречь каждый твой сентаво.

– Они не понимают тебя, Эмилито, – заметил доктор почти ласково. Затем, обращаясь к молодым людям, пояснил: – По определенной причине, известной ему одному, Эмилио хочет, чтобы мы повторили путь, пройденный нами в двадцать седьмом году. Вам незачем знать эту причину, иначе, я полагаю, он объяснил бы все нам, своим друзьям.

– Но доктор, – запротестовал Гауна.

– Не терплю, когда меня прерывают. Я говорил, что мы друзья всей твоей жизни и что меня удивляет твоя уклончивость. Другому бы я этого не простил. При одной только мысли у меня закипает кровь. Но Эмилито – иное дело: он человек везучий, он был так любезен, что вспомнил о нас, пригласил нас, и, чтобы выразить это одним словом, никто не скажет, что я не умею быть благодарным.

– Но доктор, уверяю вас… – настаивал Гауна.

– Тебе не надо оправдываться, – остановил его Валерга, снова говоря дружеским тоном. Потом обратился к ребятам: – Порой нам хочется вернуться туда, где мы часто бывали в пору золотой юности. Порой, сказал я, потому что даже самый настоящий мужчина не свободен от воспоминаний о какой-нибудь женщине. – Он снова повернулся к Гауне. – Я хочу сказать, что одобряю твое поведение. Ты прав, что ничего не говоришь. Эти сегодняшние пустозвоны рассказывают все подряд и даже не уважают доброе имя вертушки, обратившей на них внимание.

Гауна спросил себя, верить ли доктору, верить ли, что доктор верит в то, что сказал. А он сам верит в это? В чем смысл этого беспорядочного странствия? В том, чтобы отметить памятную встречу с маской в «Арменонвиле»? Или он повторяет путь в магической надежде, что повторится и сама встреча?

Они заказали еще по порции джина и вышли из кафе. Доктор объявил двусмысленным тоном:

– Теперь отправились в усадьбу.

Антунес подтолкнул Майдану локтем, и оба засмеялись, Пегораро тоже. Валерга строгим взглядом призвал их к молчанию.

Вдали светились огни Ривадавии, оттуда доносился шум. Они разминулись с двумя сеньоритами, наряженными испанками, и молодым человеком в костюме пирата.

– Уф! – воскликнул молодой человек. – Какое счастье, что мы ушли.

– В этом году карнавал просто ужасный, – пожаловалась одна из сеньорит. – Шагу нельзя ступить без того, чтобы первый же нахал…

– Вы заметили, – прервала ее другая, – он прямо ел меня глазами…