Изобретение Мореля. План побега. Сон про героев

На мой затылок руки Пресвитера надавили чуть-чуть. Я двигался слишком быстро для него, он не успел…

Даже в Дрейфусе и во мне (хотя мы и не были размалеваны) Пресвитер видел чудищ. Если бы он видел себя самого, то, наверное, не стал бы интерпретировать других как чудищ, но он был близорук и без очков не видел собственного тела.

Почему Кастель твердил, что чудища – это мы, люди? Повторял это Пресвитеру, стараясь убедить его? Или сам, оказавшись на своем архипелаге, боялся увидеть себя окруженным чудищами?

Я не нашел следов Жюльена, одного из «больных» с Чертова острова. Как все открытия, изобретение Кастеля требует жертв и потребует еще. Даже неважно, чего можно достичь. Важен возвышенный, полный спокойной радости труд ученого.

Светает. По-моему, я слышал выстрел. Пойду посмотрю. Потом вернусь, и…

Это были последние строки, написанные Неверсом.

LIII

Фрагменты письма лейтенанта флота Ксавье Бриссака. Письмо отправлено с островов Спасения и датировано третьим мая.

Пьер обманул Ирен, обвиняет меня в краже документов, клевещет на меня… То же самое обвинение, помнится, послужило причиной изгнания Энрике. Тем не менее Пьер добьется приказа о моем возвращении. Ему известно, что копии писем Энрике попали ко мне в руки.

Рад, что Энрике был награжден посмертно за мужество, проявленное во время мятежа. Строго говоря, награду он получил благодаря влиянию нашей семьи и донесению, которое направил тебе Борденав, он же Дрейфус.

Пока не стану упоминать о его возможной ответственности за побег заключенных. Все же смею тебя уверить – расследование продвигается. Ключи от арсенала находились в его распоряжении, бунтовщики вошли, не взломав двери…

Об Энрике ходят противоречивые слухи. Одни заключенные заявляют, что его убил Марсильяк, он же Пресвитер; беглые, пойманные в Гвиане, – что он уплыл на лодке под предлогом погони за Де Бриноном. Должен признать, что в заключенном Бернхейме я нашел самого энергичного и полезного информатора.

Посылаю тебе некоторые вещи, принадлежавшие Энрике. Между ними – золотой кулон в виде сирены, чудом избежавший алчности арестантов.

Последние события сильно взволновали Борденава. Порой я задаюсь вопросом (имея в виду идиотизм секретаря), уж не «преобразил» ли и его Кастель… Во всяком случае, он кажется не совсем нормальным… Я внушаю ему ненависть и страх. Понимаю, что эти чувства вызваны расстройством Борденава и моя за них ответственность минимальна. И все же вижу в них знак превратностей судьбы.