Изобретение Мореля. План побега. Сон про героев

С Валергой они встречались по четвергам. Когда Гауна вошел в кафе «Платенсе», доктор и ребята уже были там. Доктор приветливо поздоровался с ним, но больше к нему не обращался; собственно, он не обращался ни к кому, кроме Антунеса. До него дошли слухи, что Антунес – знаменитый певец, и ему было очень больно (конечно, то была шутка), что этот певец не счел «бедного старика» достойным слушателем. Антунес нервничал; он был очень польщен и очень испуган. Он не хотел петь, предпочитая скорее отказать себе в этом удовольствии, чем выслушивать мнение доктора Валерги. Последний упорно настаивал. Когда наконец, после долгих просьб с одной стороны и извинений с другой, трепеща от надежды и стыда, Антунес начал прочищать горло, Валерга сказал:

– Я расскажу вам, что произошло у меня как-то раз с одним певцом.

История была длинная, заинтересовала почти всех, и об Антунесе забыли. Гауна подумал, что если все не получится само собой, не стоит обращаться к доктору с вопросами.

XI

В этот вечер, в постели, ежась от холода и грызя кусок черствого хлеба, он думал, что каждый человек непоправимо одинок. Он теперь был уверен, что на озерах с ним произошло нечто необыкновенное, и наверное именно оттого все друзья, за исключением Ларсена, пытаются это от него скрыть. Гауна ощутил твердую решимость вновь увидеть то, что смутно мелькнуло перед ним в ту ночь, обрести то, что потерял. Он чувствовал себя намного старше ребят, быть может, даже старше самого Валерги, но не смел заговорить об этом с Ларсеном – тот обладал неколебимым здравым смыслом и был слишком осмотрителен.

Конечно же, его пронзило щемящее чувство одиночества.

XII

Через несколько дней Гауна пошел постричься в парикмахерскую на улице Конде. Войдя, он увидел нового парикмахера.

– А где Массантонио? – спросил он.

– Уехал, – ответил незнакомец. – Разве вы не видели витрины?

– Нет.

– А еще говорят, не надо скупиться на рекламу, – заметил парикмахер. – Пожалуйста, пойдите сюда.

Они вышли на улицу. Снаружи парикмахер указал на объявление, где говорилось: «Большие новшества в связи со сменой владельца».

– И какие же это новшества? – спросил Гауна, снова входя.

– А что вы хотите? Чтобы я написал: «Большая распродажа в связи со сменой владельца»?

– Что случилось с Массантонио? – снова спросил Гауна.

– Он с супругой уехал в Росарио.

– Навсегда?

– Думаю, что да. Я искал парикмахерскую, и мне сказали: «Праканико, на улице Конде есть не парикмахерская, а игрушка. Хозяин ее продает». По правде сказать, он просил недорого. Угадайте, сколько я заплатил?

– А почему Массантонио ее продал?

– Точно не знаю. Мне рассказали, что один из этих парней, каких везде хватает, положил на него глаз. Сначала силком потащил на карнавал. Потом явился сюда. Меня уверяли, что если бы парикмахер не перескочил через ограду, парень прикончил бы его прямо здесь, в зале. Ну так угадайте, сколько я заплатил?

Гауна призадумался.

XIII

Затем как-то вечером Пегораро напился в «Платенсе». Кто-то из ребят стал шутить насчет жары – как хорошо от нее помогает граппа. Из духа противоречия Пегораро принялся осушать стакан за стаканом. Игра в бильярд шла вяло, и Пегораро привел в смятение друзей, предложив посетить колдуна Табоаду. Никто в него особенно не верил, но все боялись, что он предскажет какие-нибудь неприятности и это сбудется.

– Прекрасный способ выбрасывать деньги на ветер, – заметил Антунес.

– Идешь туда, – объяснил Бриолин Майдана, – отдаешь два кругляша, тебе рассказывают белиберду, которая даже в голове не укладывается, и выходишь ни жив ни мертв. О плохом лучше не знать заранее.

Идея посетить Табоаду особенно встревожила Ларсена. Гауна тоже думал, что лучше не ходить, хотя и спрашивал себя, не узнает ли он что-нибудь о приключении на озерах.

– Современный человек, – заверил Пегораро, осушая еще один стакан, – консультируется с Колдуном и потом живет без тревог, в соответствии с программой, прозрачной, как окно из целлулоида. С вами все ясно, – продолжил он, – вы просто боитесь. Давайте разберемся: кого вы не боитесь? – Он вызывающе огляделся, потом вздохнул и добавил, словно говоря сам с собой: – Тот же доктор держит вас в кулаке.

Ребята вышли из кафе. Ларсен что-то забыл, вернулся, и больше его не видели. По дороге Пегораро попросил Антунеса – по прозвищу Жердь – спеть им танго. Антунес кашлянул разок-другой, упомянул о необходимости утолить жажду хотя бы глотком воды или фунтиком мармеладных пастилок, сладких, как сахарный сироп, заявил, что состояние его горла, честно говоря, внушает ему серьезные опасения, и попросил его извинить. За разговором они оказались у дома Табоады.

– Всего несколько лет назад, – сказал Майдана, – здесь были одноэтажные дома и огороды.