Изобретение Мореля. План побега. Сон про героев

Некоторое время спустя вернулись парни из «линкольна». Они вспоминались Гауне так, словно он видел их во сне. Один казался выдающимся деятелем из учебника Гроссо, с невероятно худым лицом. Другой был высокий и бледный, словно слепленный из хлебного мякиша; третий – блондин, тоже бледный, большеголовый; у четвертого были кривые ноги, как у жокея. Этот последний спросил Гауну: «Кто вам позволил красть нашу маску?» и, еще не договорив, встал в боксерскую позу. Гауна быстро нащупал на поясе свой нож. Это походило на собачью драку: оба очень быстро отвлеклись. В какой-то миг Гауна услышал голос Валерги, говорившего убедительным, отцовским тоном. Потом он вдруг почувствовал себя замечательно, огляделся и сказал девушке: «Похоже, мы снова одни». Они пошли танцевать. Посреди танца он потерял девушку в маске и вернулся к столику, где сидели его приятели и Валерга. Тот предложил прогуляться к озерам, «чтобы немного освежиться и не закончить вечер в полицейском участке». Гауна поднял глаза и увидел у стойки девушку в маске и блондинистого юношу. В приливе досады он принял предложение доктора. Антунес указал на начатую бутылку шампанского. Они наполнили бокалы и выпили.

Потом его воспоминания искажаются и путаются. Девушка в маске исчезла. Он спрашивал о ней, но ему не отвечали или пытались успокоить уклончивыми фразами, будто он был болен. Однако он не был болен. Он просто устал (поначалу как бы затерявшись в усталости, огромной, тяжелой и распахнутой, как морское дно; в конце концов, затаившись где-то в самой ее сердцевине, успокоенный, почти счастливый). Затем он оказался среди деревьев, в кольце людей: пристально следя за подвижным ртутным отблеском луны на лезвии своего ножа, он вдохновенно бился с Валергой из-за денег (что было нелепо, какие денежные споры могли быть у него с доктором?)

Он открыл глаза. Теперь отблески появлялись и исчезали в щелях между досками пола. Он догадывался, что снаружи – наверное, совсем близко – властно сияло утро. В глазах, в затылке ощущалась глубокая, тягучая боль. Он лежал в комнатушке с деревянными стенами, на койке, в полумраке. Пахло травой. На полу, между досками, – словно дом стоял верх тормашками, и вместо пола был потолок, – он видел полоски солнечного света и темное, бутылочно-зеленое небо. Иногда полоски расширялись, был виден полный света подвал, а зеленая глубь колыхалась. Это была вода.

Вошел человек. Гауна спросил, где он находится.

– Ты не знаешь? – услышал он в ответ. – На причале озера в Палермо.

Человек приготовил ему мате и отечески поправил подушку. Его звали Сантьяго. Довольно грузный, лет сорока с лишним, светловолосый, очень загорелый, с добрыми глазами и шрамом на подбородке. На нем была синяя фуфайка с длинными рукавами.

– Вчера вечером я вернулся и нашел тебя на койке. Немой ухаживал за тобой. Я так думаю, что тебя кто-то принес.

– Нет, – ответил Гауна, тряхнув головой. – Меня нашли в лесу.

От этого движения у него закружилась голова. Потом он сразу же заснул. Проснувшись, он услышал женский голос, показавшийся ему знакомым. Он встал – сразу же или много погодя, сказать было трудно. Каждое движение отдавалось в голове тупой болью. За дверью, в ослепительном свете дня он увидел девушку, стоявшую спиной. Он ухватился за притолоку. Ему хотелось увидеть лицо девушки. Хотелось увидеть потому, что он был уверен: это дочка колдуна Табоады.

Он ошибся. Девушка была ему незнакома. Наверное, это была прачка, так как она подхватила с земли плетеную корзину. Близко, у самого лица, Гауна услышал какой-то хриплый лай. Прищурив глаза, он обернулся. Лаял человек, похожий на Сантьяго, только шире, темнее, с бритым лицом. На нем была сильно поношенная серая фуфайка и синие штаны.

– Что вам? – спросил Гауна.

Всякое произнесенное слово было точно огромным животным, которое, ворочаясь в голове, грозило разнести ее вдребезги. Человек снова издал нечленораздельные хриплые звуки. Гауна понял, что это Немой. Немой хотел, чтобы он вернулся на койку.

Он вошел и снова лег. Проснувшись, почувствовал, что ему намного легче. Возле него были Немой и Сантьяго. С Сантьяго они дружески поговорили. Речь шла о футболе. Сантьяго и Немой ухаживали за полем в одном футбольном клубе. Гауна рассказал о пятой лиге Уркисы, в которую его взяли с улицы, когда ему исполнилось одиннадцать лет.

– Однажды, – сказал Гауна, – мы играли против ребят из клуба КДТ.

– И эти из КДТ врезали вам по первое число, – отозвался Сантьяго.

– Куда там! – возразил Гауна. – Когда они забили свой единственный гол, мы к этому времени уже накидали им пять штук.

– Немой и я работали в КДТ. Ухаживали за полем.

– Да вы что! И ведь могло случиться, что мы виделись с вами в тот день!

– Конечно. К этому я и веду. Вы помните раздевалку?

– Как не помнить. Деревянный домик, слева, между теннисными кортами.

– Точно, браток. Вот там мы с Немым и жили.