Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

Заявления Штилера были очень актуальны, потому что в начале XVIII века чтение газет далеко не всеми признавалось за добродетель. В то же время усиление всеобщего участия в политике послужило причиной для новых тревог, касавшихся вопроса цены — и ценностей — серийных изданий. Критики газет сфокусировались на трех изданиях, которые, по их мнению, компрометировали вклад прессы в общественную полемику. Они сетовали на переизбыток информации, на то, что новостей было слишком много и многие из них были противоречивы. Их беспокоило то, что старая добрая традиция простого репортажа оскверняется частным мнением. Происходило это, как они не без причины подозревали, оттого, что государственные деятели пытались манипулировать прессой в своих целях. Все эти факторы, вполне вероятно, искажали или скрывали истину, а читатели чувствовали себя смущенными и обманутыми.

Сетования на то, что здравый смысл теряется в потоке печати, не были новыми. С первых десятилетий XVI века из-за наплыва памфлетов, сопровождавшего Реформацию, современники были напуганы и встревожены воинственным духом, подстегиваемым сложной обстановкой во внешней политике Европы. Возможно, применить эту ситуацию к газетам начала XVIII века было бы не вполне точно. В большинстве европейских стран существовала местная монополия одной газеты. Только в Лондоне и нескольких немецких городах (например, в Гамбурге) была конкуренция нескольких периодических изданий. И соперничество здесь часто вызывало серьезные последствия[666]. Газетчики злорадно указывали на ошибки своих собратьев по перу. Им и в голову не приходило, что, ставя под сомнение работу своих соперников, они наносят удар всему газетному сообществу. Даниэль Дефо, которого едва ли можно считать невиновным в предвзятости, время от времени нападал на своих конкурентов, обвиняя их в неправдоподобии и недобросовестности. Доставалось всем, включая «Дэйли Курант» (The Daily Courant), «Инглиш Пост» (The English Post), «Ландон Газет» (The London Gazette), «Пост бой» (The Post Boy) и «Пост мэн» (The Post Man)[667]. «Татлер» (The Tatler) периодически высмеивал противоречия и преувеличения, свойственные прессе, делая надменный вывод: «Газеты этого острова так же губительны для слабых умов в Англии, как когда-то рыцарские романы в Испании»[668].

Отчасти эта профессиональная война была следствием переполненного рынка. Лондонские газеты привлекали как можно больше источников информации, чтобы наполнить содержанием свои выпуски, сколоченные из заграничных новостей. Поиск оригинального взгляда, естественно, давал повод для искусных ходов. Это неизбежно вызвало у читателей недоумение, особенно, когда они читали одно и то же в разных изданиях. Как выразился с характерной для него элегантностью Джозеф Эддисон в «Спектейтор» (Spectator):

«Все получают одинаковые известия из-за границы, зачастую даже в одних и тех же выражениях. Однако готовят их настолько по-разному, что нет ни единого горожанина, неравнодушного к общественному благу, который бы вышел из кофейни в мирном расположении духа, поскольку успел растратить его на чтение каждой из предложенных ему газет»[669].

Эддисон осуждал лицензирование журналистов. Коммерческое давление, из-за которого приукрашивали новости, возникло под влиянием опасений, что газетчиков обяжут служить исключительно пропагандистским целям. Бич мнений стал заботой, распространившейся далеко за пределы перегруженного лондонского рынка.

Здесь не помешает вспомнить, что исторические корни газеты лежат в рукописных новостных донесениях, в которых ценились неприукрашенные факты.