Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

Век журналов увидел возникновение продуманной, уверенной индустрии, которая содействовала интеллектуальному обмену в большом спектре направлений. У издателей появилось обширное поле для нововведений в их предприятиях, занявших позицию между твердым, но податливым книжным рынком и неустойчивым миром памфлетов и эфемерной недолговечной печати. Даже для самых устоявшихся и консервативных книжных торговых предприятий журнальное дело было привлекательным экономическим предложением. Оно подразумевало регулярные и предсказуемые продажи благодаря системе подписки. Для большинства новых изданий составление подписки служило как для ценной рекламы, так и для снятия пробы до того, как новый выпуск уйдет в печать. Расширенная сеть друзей и корреспондентов Республики писем послужила естественным каналом для информации, а редакторы и издатели с удовольствием принимали в ней участие. Публикация даже очень солидного интеллектуального издания пронумерованными частями страховала от риска того, что нераспроданная часть будет гнить на складе, как бывало со многими амбициозными учеными трудами, выпущенными в первые века существования печати[726]. Покупатели периодических изданий платили заранее, а каждый выпуск имел продолжение, в то время как продажа книги была событием особенным, опасным и непредсказуемым. Неудивительно, что журналы стали самым быстрорастущим сегментом издательского рынка XVIII века.

Глава 14 В деле

В июне 1637 года Ханс Баэрт оказался в затруднительном положении. Баэрт был богатым купцом из Харлема, и в последнее время он по-крупному вложился в торговлю тюльпанами[727]. Некоторое время его дело процветало. Цена луковиц неуклонно росла, а позже поднялась на невиданную высоту. Но в феврале этого года рынок накрылся медным тазом, и никто больше не покупал луковицы у Баэрта, а должники не платили по счетам.

Торговля тюльпанами была, надо признать, весьма необычной сырьевой отраслью. Самые экзотические сорта цвели одну-две недели весной. Луковицы затем выкапывали, высушивали и в сентябре опять высаживали; следовательно, большую часть года, когда велась активная торговля, их нельзя было увидеть или физически доставить новым владельцам. Для некоторых авантюристов это не составляло проблемы, голландцы имели большой опыт длительных путешествий и привыкли к фьючерсным сделкам, но для Ханса Баэрта это было бедой. Цена на тюльпаны достигла небывалого зенита в феврале 1637 года, когда его луковицы были глубоко в земле. Сейчас, в июне, их нужно было выкопать, а сделать это можно было только в присутствии новых владельцев, дабы избежать недобросовестной подмены менее ценными сортами. И если клиенты не явятся, Баэрт будет разорен.

Тюльпановая лихорадка известна в истории как один из величайших финансовых пузырей: экстравагантный расцвет и последовавший за ним катастрофический обвал. На самом деле большая часть того, что нам сейчас известно об этой странице истории, не более чем миф. Большинство торговцев, вовлеченных в дело, были обеспеченными горожанами и могли пережить потери. Было несколько банкротов, но в целом экономика Голландии мало пострадала. Тюльпаномания не ввергла в нищету простых ремесленников, соблазнившихся надеждой на легкую наживу. Самые душераздирающие истории об обездоленных плотниках и ткачах происходят из морализаторских памфлетов, возникших после обвала рынка[728]. При этом когда цена на луковицы была необычайно высока, не было никаких негативных комментариев. На деле Голландия была весьма озабочена прибылью от процветающей отрасли, получая с нее налог. Что действительно необычно в этом ярком эпизоде истории, так это то, насколько мало внимания ему уделялось в средствах массовой информации того времени. Тот факт, что фунт луковиц можно было купить за 1000 гульденов (жалование плотника за три года), не вызывал возмущения. Возможно, события развивались слишком быстро. В течение пяти недель Свитцер, самый желанный сорт луковиц, вырос в цене со 125 гульденов за фунт до 1500, то есть цена выросла на 1200 процентов за месяц[729].