Имело ли это значение? Новости теперь подавались свежими всем читателям. Их ценность в качестве развлекательного или поучительного текста не уменьшается от времени перевозки; если это старое известие в обновленном виде, ему не нужно быть новым, чтобы достичь своей цели. Это справедливо в отношении многих новых потребителей новостей в этой книге, но уж точно не в отношении тех, кто формирует общественное мнение, для которых скорость сообщения всегда была важна. Для них, так же, как и 400 лет назад, доступ к надежной информации был основным атрибутом власти, и им не нужны были газеты, чтобы ее добыть.
Воспаленный нарыв
С XIV до XVIII века количество людей, имевших регулярный доступ к новостям, выросло чрезвычайно. Средства информации нескоро приспособились к изменившейся публике, особенно в том, что касалось тона и стиля. Важно помнить, что профессиональные новостные службы дебютировали в те времена, когда словом «клиент» обозначали заказчика, а не потенциального покупателя. Поставщик новостей предлагал свои услуги знатному человеку, может даже принцу, так же как поэт предложил бы свои сонеты или художник — портреты, в надежде на вознаграждение. Даже когда служба монетизировалась, тон, в котором писатели соревновались за внимание читателей, был похож на интонацию продавца, нахваливающего товары[921]
. Такая традиция сохранялась вплоть до XVIII века, когда появились наемные работники вроде Дефо или Сэмюэла Джонсона, которые писали за вознаграждение или жалование; или как было в долгой лучезарной карьере парижской «Газетт», чьи хвалебные гимны королевским прерогативам были защищены от конкуренции королевской монополией.Похожим образом писатели новостей, упорно придерживались того стиля, что использовался специально для информирования европейских правителей. Новости эволюционировали от конфиденциальных записок к оплачиваемым новостным рассылкам, а затем внедрились в газеты, не меняя при этом стиля и структуры текста. Можно, конечно, предположить, что новому поколению читателей льстило, что им преподносят информацию в том же тоне, который раньше предназначался лишь для правящих кругов и тайных советов. Возможно, так оно и было, но их в этом никто не убеждал. Газетчики не считали себя обязанными что-либо объяснять. Если читатели желали, чтобы им объясняли заграничные новости, или если им и впрямь так уж хотелось узнать что-то из областей более близких к их повседневной жизни, им приходилось обращаться к традиционным механизмам распространения новостей, а именно — к разговорам друг с другом.
Поэтому многие новости и комментарии к ним передавались из уст в уста. Подобное безразличие к насущным потребностям читателей, преследование интересов читателя воображаемого существовало и в изысканных классических сочинениях Жана-Поля Марата во времена Французской революции. До сих пор газетчики создают впечатление, что им важнее получить одобрение сильных мира сего или своих собратьев по перу, а не своих читателей. Новости были ориентированы больше на автора, чем на публику. Читателям оставалось либо принять это, либо обходиться без новостей, короче, приободриться и идти в ногу со временем.
Примечательно, что многие граждане Европы предпочли вступить в эзотерический мир печатных новостей. «Вы и представить себе не можете, — писал Джон Купер в 1667-м, — как сильно воспалился новостной нарыв». Медицинская аналогия вполне уместна, так как новости стали одной из жизненно важных вещей[922]
. Менее удивительно то, что во времена великих потрясений скупали памф-леты. Необходимость объяснений, наставлений или знаков верности объясняет всплески памфлетов, которыми сопровождались все значительные события этого периода. Больше удивляет желание читателей потреблять новости даже в те времена, когда, по обезоруживающему признанию газетчиков, новостей и не было.Ответ, возможно, кроется в том, что газеты лишь частично ценили за содержимое, по меньшей мере равная часть внимания доставалась им за то, что они представляли. Они давали читателям зазглянуть одним глазком в мир за пределами повседневности. А это множество миров: страны, которые они никогда не посетят, битвы, в которых они, к счастью, никогда не поучаствуют; властители и принцы, которых они никогда не встретят и которые едва ли удостоят их взглядом, если все-таки встретят. Эти миры они могли узнать в исторических трудах или путевых заметках, но в газетах они преподносились в виде непредсказуемой мешанины; и все это по цене куска мясного пирога или кварты эля. Можно было обойтись и без газеты, но когда газеты появились, они сразу же стали атрибутом красивой жизни, знаком того, что гражданин с газетой достиг определенного положения в обществе, уход из которого будет для него болезненным. Газеты пустили корни в европейском обществе. Вырвать их оттуда невозможно.
Заключение