Легко понять, почему для тех, кто был погружен в беспокойные события конца XVIII века, наступил решительный момент в истории коммуникаций. Газеты вышли из моды. Журналист эпохи Французской революции Пьер-Луи Роэдерер объяснял это с чарующей откровенностью в эссе «различными средствами распространения идей среди людей в обществе». Газеты, по его мнению,
«содержат только последние и самые поразительные новости; у них больше читателей, чем у книг или других изданий, которые покупают в книжных лавках, потому что, благодаря разносчикам и почтальонам, газеты легко находят своих читателей. Журналы имели больший общественный резонанс, чем прочие издания, потому что их читали все общественные классы, и потому что они доходили до своих читателей ежедневно, одновременно… во все общественные места, и потому что они были обязательной темой для ежедневных бесед»[923]
.Поставщики новостей вытерпели многое в последние три века, с тех пор как в начале XVI века новости впервые стали товаром. Теперь у них появилась возможность достичь не только влияния, но и достоинства. Они больше не собирались быть, хотя бы в собственных глазах, презренными мелкими торгашами, но смогли стать «трибуной народа». Камиль Демулен писал в «Революсьон де Франс э де Брабан»:
«Итак, я журналист, и это прекрасное призвание. Это больше не жалкая продажная профессия, порабощенная правительством. Сегодня во Франции именно журналист хранит скрижали, определяет цензуру, контролирует сенаторов, консулов и самого диктатора»[924]
.Ощущение безграничных возможностей было явственным, оно чувствуется в комментариях на протяжении всего XIX века. Это будет век триумфа газет. К 1835 году американский комментатор (то есть журналист) мог спросить: «Что мешает ежедневной газете стать главным органом общественной жизни?» «Книги отжили свое, театры отжили свое, религия отжила свое… Газета может повести за собой человеческую мысль во все величайшие моменты истории»[925]
.Это было захватывающе. Становится понятно, почему Французская революция, засвидетельствовавшая внезапное бурное возникновение прожорливой прессы, имела такое влияние на умы современников. Во Франции контраст между подконтрольной прессой старого режима и вольностью революционных лет был особенно разительным. Но даже по тогдашним понятиям заявления, сделанные прессой, были чрезмерными. Была ли печать более важна, чем уличная агитация, дебаты в Национальной Ассамблее, жаркие споры в Клубе якобинцев, решившем судьбу Дантона? Террор зиждился на контроле Робеспьера над Комитетом общественного спасения, органом всего лишь из дюжины человек.
В этой триумфальной хвале периодической прессе слышится эхо величаний, сопровождавших рождение прессы в середине XV века, импульсивно возникавших снова. Возникновение печати было отмечено учеными и типографами, вовлеченными в новую индустрию, так как она играла в обществе преобразующую роль. В ретроспективе мы видим в этих оголтелых панегириках прогрессу большую долю фальшивых пророчеств и весьма прагматического интереса. Это напоминает нам, что из всех технических нововведений того периода печать обладала уникальной способностью саморекламы. Пушки, корабли и навигационные инструменты были жизненно необходимы европейцам, покорявшим остальную часть мира, но ничто из этого не могло восславить свои достижения подобно печати.
Все это объясняет, почему с тех пор, как историю новостей впервые стали фиксировать, развитие газет заняло центральное место в этой историографии. Первые систематические труды по истории новостей были написаны тогда, когда газеты были не просто доминирующим средством поставки известий: они и не собирались сдавать свои позиции. История новостей была в значительной степени, по крайней мере до пришествия телевидения, историей газет. Период до изобретения газеты можно смело считать доисторическим.