Изоляция

— Да не лечи меня, бухарь, — язвительно отвечаю. — Не очковали б если — сразу «к делу бы перешли». А раз бабами прикрылись, какие, на хер, дела?

— Чего ты мелешь? Перед кем очковать-то? — пристыдяющим тоном затянула толстуха. — Перед тобой, что ли? Тоже мне, гроза района нашелся. Только и способен, что девкам нож под ребра пихать.

— Убирай замок! — вытаращился на меня тот, что с трубой. — Не вынуждай идти на крайние меры! Давай-давай, не ссы! Пустым не будешь! Пачку макарон я тебе оставлю! Обещаю.

— Ну открывай, чего стал?! — чтоб соответствовать сподвижнику, выкарячила глаза тетка. — Один хрен, мы отсюда не уйдем без того, что у тебя в кладовке сложено. Запихаться ты тут тушенкой, пока люди в центре дохлых собак едят, не будешь! Это я тебе говорю. Не откроешь, вывалим к чертовой матери ворота. Выбирай.

— Але, буренка, притормози-ка, а?!

От моего неожиданного выпада толпа замирает. Следит за мной как за фокусником на сцене. Понимая, что это мой предпоследний ход, я делаю шаг к стоящей позади «тойоте», достаю из кузовка канистру, ставлю на землю и открываю.

— Я че-то не врубил в суть вашего мычания. — Втягивая раздутыми ноздрями воздух, набираюсь всей только наглости, что во мне могла быть. — Вы че, Майдан тут нашли, требования свои двигать?! Еще б плакаты нарисовали и транспаранты растянули. С какой радости кучка свердловского быдла будет решать, что мне делать?! Вообще попутались, мрази?! Да мне по х*ю, что ты там мне обещаешь! — перевожу безумный взгляд на обладателя ржавой трубы. — Я те сам, сука, обещаю — еще раз пасть откроешь, глотку от уха до уха вскрою! Ты меня понял?! Забирай эту потную кобылу со всем этим шоблом и валите отсюда на хер! Попробуешь еще раз шатнуть ворота… сожгу! Слышьте, недовольные, я не шучу! Кривое движение расценю как враждебное. Развернулись — и айда на Свердловский массив.

Онемелая пауза затянулась. Причем, как мне показалось, в мою пользу. Даже потешиться успел, что не утратил ораторских способностей. Не зря в молодости дикцию вырабатывал.

Ан нет, не все козыри бабенка-то выкинула. Хитрая и молодчинка, тяжелую артиллерию напоследок приберегла. Умело примаскировала на заднем фоне за сиськами бабскими.

На гоблина, которого с первого взгляда можно было принять за родного брата Валуева, я смотрел снизу вверх. Выпяченная лобная кость, расплющенный нос, слегка помутненный взгляд, голова вытянута вперед так, что плечи кажутся выше, да и под спортивным костюмом не скрыть дутые бицепсы. На шее по-прежнему сверкает золотой трос, будто это до сих пор имеет хоть какой-нибудь смысл.

Вот уж привела тетушка бульдога.

Можно было б и не шугаться, по молодости и не таких быков валили. Но вся закавыка была в том, что я его знал. Еще когда в охранниках у Акимова ходил. Он тогда у акимовского конкурента по бизнесу в телохранителях числился. Еще та горилла. Я видел, на что он способен. Нунах, как говорится.

Я не мог не заметить, как поменялись лица на первом плане: теткины глаза прищурились в довольно-западлянской ухмылке, типа «что, не ожидал от „потной кобылы-то?“», засверкали как у злобного тролля. Вислобрюхий зубы выставил, на шаг в сторону отступил, дабы отделить фигуру здоровяка от мелюзги, к которой ради добра дела и себя причислил. Любитель выпить, пришедший с остальными за компанию, почти с благоговением смотрел на воздвигшийся у ворот крейсер.

— Это ты, если криво дернешься, — заговорил он мясницким голосом, наведя на меня палец-сардельку, — я тебе бошню оторву и на член одену. Понял? Открывай ворота, баклан!

Ну что, друзья, вот вам лучший образец соотношения «сила — 99 %, разум — 1 %». Угрозы — заученные фразы бессмертных героев из боевиков девяностых. Бессмысленные, глупые. Как голова может держаться на члене? В любом его состоянии. Хотя совру, если скажу, что его появление мне так уж легко удалось проглотить. Все же в моей перспективе такого запасного варианта с их стороны изначально не предвиделось. Но план есть план, и пока что я его придерживаюсь.

Уверенно толкаю ногой канистру. Выплескивающаяся сизовато-желтая жидкость с характерным запахом расширяющейся лужей быстро потекла к воротам. Виайпи-партер во главе с толстухой, округлив глаза и будто не веря, что несмотря на их контраргумент я смог это сделать, попятились, разошлись в стороны. Все, кроме здоровяка. Он буравил меня своими суженными до минимума глазами, словно пытаясь передать, насколько глубоко в землю я вогнал себя этим негостеприимным жестом.

— Ты точно это хотел сказать? — спрашиваю его я, и в моей руке появляется бензиновая зажигалка. К этому времени темная лужа на асфальте уже сомкнулась вокруг его «адидасов», но, к сожалению, дальше не пошла — канистра перестала издавать заглатывающие звуки.

— Ты совершаешь ошибку, — уведомил он меня.

— Да ну? — наигранно округляю я глаза. — И что же теперь будет? Ты обидишься и заплачешь?