Изумрудная муха

Подложив полотенце под подбородок, Степан Кузьмич стал ложечкой вливать ей в рот лекарство. Она со стоном глотала, открывая, как птенец, широко рот. Закончив, он вытер тёте Муре вспотевшее лицо и, легко подняв на руки, перенёс её на большую старинную двуспальную кровать в дальнем углу комнаты, очень похожую на кровать в спальне Елизаветы Ивановны. Затем обложил больную подушками и накрыл пледом. После чего выключил свет и зажёг высокую настольную лампу на комоде, стоявшем в другом углу комнаты впритык к кровати. Лампа тоже была в стиле ампир, фарфоровая с бронзой, на фарфоре в медальонах танцевали пастушки с пастушками, паслись на фоне зелени и цветов барашки. У кровати на туалетном столике он включил маленький ночник, тоже переделанный из бронзового подсвечника. Недаром Мурочка, бывало, хвалилась, что у её Степана золотые руки. Освещение было скудное, потому что абажуры на лампах были завешены тонкими шёлковыми платками и тоже, насколько Люба помнила, по моде конца сороковых.

– Пусть поспит. А ты, Любонька, сядь рядом на пуфик. Не уезжай пока, а то Мусенька расстроится.