Изумрудная муха

Шла война, а старик Малинников всё богател и богател, и причудам Мурочки не было конца. Он успел свозить её в Ниццу, в Париж, за границу на воды… В годы Первой мировой они жили между Москвой и Крымом, где он присматривал себе виллу под Феодосией у моря. Сделка сорвалась… Революция смешала их планы, Малинников увёз Мурочку в Новогиреево, в свою загородную виллу. Там ждал, что старая власть вернётся. Но этого не происходило, он стал попивать, но всё ещё надеялся на перемену власти. Проявляя редкое упорство и мастерство, он разбирал старинную мебель из дорогих пород дерева, стоявшую в богатом доме (который он называл виллой), и перетаскивал в подвал зимней сторожки, крепкого строения из кирпича, притаившегося в углу фруктового сада. Туда же сносил дорогие вазы, серебро и фарфор. Предвидя, что деревянный старый дом, так называемая вилла, может стать добычей мародёров, он постарался оставить там только стены и то, что ему было не под силу перенести самому. Перенёс библиотеку, а книжные шкафы и часть книг пришлось пустить на дрова – зима 1917/18 года была суровая. Они поселились в просторной каменной сторожке, бывшем доме для прислуги, где была большая русская печь и ещё одна – голландская – во второй комнате. К сторожке примыкала баня и колодец с ключевой водой. Похоже было, что это одноэтажное строение он замыслил поначалу как охотничий домик – в огромном подвале под ним хранился целый арсенал ружей и охотничье снаряжение. В сундуках он схоронил шубы, валенки и пледы. На стеллажах годами пылились бутылки с драгоценными винами. Пётр Петрович говорил, что любил зимой наезжать сюда с друзьями, такими же холостяками, как он, чтобы поохотиться и как следует выпить. Мурочка капризничала, ей такая жизнь не нравилась, а Пётр Петрович злился, называл её неумехой. Ему пришлось добывать пропитание. Он менял на рынке свои вещи и серебряные ложки на еду, сам растапливал печи, варил картошку и каши. В холодном подполе нашлись копчёные окорока и соленья. Но его тревожила мысль, что его московский дом разграбят. А там добра было много. Он ездил в Москву (зимой в зипуне «под мужика», летом в потёртом пиджачке), пытался что-то спасти из своих богатств. Где-то между Москвой и Новогиреевом он и сгинул. Сёстры шептались потом, что Мурочка, негодяйка, его споила – у него в погребах под зимней сторожкой хранились ценнейшие вина… Мурочка осталась одна. Всё, что могла, сволокла из богатого дома в подвал. Пётр Петрович успел оттащить туда ковры, вороха постельного белья, подушки и одеяла. Вторую комнату сторожки с двуспальной кроватью и креслами, заставленную мелкой мебелью и посудой и заваленную книгами, закрыла на замок и занавесила старым ковром. Вход в подпол заставила сундуком со старьём. Поняла, что одной не выжить. В богатой даче оставаться было страшно. По ночам лихие люди растаскивали старый дом на дрова. От забора остались колья, от террасы – деревянный пол, да и тот почти весь распилили и унесли. Вырубили половину фруктового сада. Она оделась пролетаркой, завязалась большим тёплым платком и поехала в Москву, где бедовали в холоде и страхе полуголодные Софья с Лизонькой. От Варвары не было ни слуху ни духу. Они переехали к Мурочке в Новогиреево. Так, сообща, жить стало полегче. У входа под одеждой Мурочка повесила охотничье ружьё и сумку с патронами – на случай нападения лихих людей (Мурочка стрелять умела – Пётр Петрович иногда брал её с собой на охоту). Сёстры научились управляться топором и пилой. Топили остатками книг и деревянного забора, рубили фруктовые деревья – их ещё не все вырубили мародёры. На барахолке у станции меняли льняные скатерти, отрезы тканей на муку, сахар и соль. На вырученные деньги от продажи золотых колец покупали – только для Лизоньки – кур, яйца и молоко. Летом питались картошкой из своего огорода. Там их, голодных и холодных, нашёл зимой девятнадцатого года пришедший из германского плена Иван.