– На ходу подошвы рвут, только успевай поворачиваться. Ничем не гнушаются.
– Какую страну разорили, и ведь не успокоятся, пока разорять будет нечего.
– Кому охота с пирогами-то расставаться.
– Молодёжь пляшет и поёт, уж не знают, как их ещё развлечь.
– Изгадились люди, век такой.
– Мир сошёл с ума, на рожон так и лезет.
– А мы сами с усами.
– Человеческую натуру не переделаешь.
– Раньше люди стыд и совесть имели.
Также в обиходе Елизаветы Ивановны были рассуждения на житейские темы, на каждый случай:
– Не хвались, едучи на рать, а хвались, едучи с рати.
– Денежки не Бог, а милуют.
– Подальше положишь, поближе возьмёшь.
– Ничего наперёд не загадывай, коричневый подслушает.
– Как муж с женой ни лайся, а ночная кукушка перекукует.
– Мужу-псу не кажи ж… всю.
– Семь раз отмерь, а на восьмой – ещё подумай.
– Ешь, пока рот свеж.
– Пузо лопнет – наплевать, под рубахой не видать.
– Оплюнься, глупая, не ровён час сглазишь.
– Сколько просидишь за столом, столько пробудешь в царствии небесном.
– Мужиков любить – только портить.
– Жрём синтетику, носим синтетику, дышим синтетикой – откуда же здоровью быть?
– Надо иметь за щекой на чёрный-то денёк.
– Что имеем, не храним, а как умру, вспомните меня.
– Книжки одно, а жизнь другое.
– «Как не порадеть родному человечку».
– Свои хуже чужих.
– Мужики интересантами стали, за бабьи спины спрятаться норовят.
– Не так склалось, як сралось. Боролись за равноправие, а вышел матриархат.
– Мужик с возу – семье легче.
– Дёшево – гнило.
– За добрые дела награда на том свете.
– На Бога надейся, а сам мотай на ус.
– Женщина нашего круга должна быть леди.
– Помру, всё вам останется, ничего с собой не унесу.
– Всякая небылица через три года пригодится, а вам лишь бы всё разбазарить.
– На свой роток накинь платок, а то как бы начальство не подслушало.
– Простота хуже воровства, а ты у нас растяпушка.
– Яблонька от яблони…
– Бабы – дуры.
– Во что бабу превратили! А мужики бабами стали.
– Мимо рта не пронесёт.
– Подальше от царей – задница целей.
– Сверху шёлк, а снизу без порток.
– Старого воробья на мякине не проведёшь.
– Все там будем.
На подобных формулах основывалась вся житейская премудрость Елизаветы Ивановны, и она искренне полагала, что, пользуясь ими, можно жить-поживать как за каменной стеной, у Христа за пазухой, в почёте и уважении, не кладя никому палец в рот, но и своего не упуская, голенький – ох, а за голеньким Бог, слово серебро, а помалкивать лучше, так, глядишь, и проживёшь свой век, ни в чём не сомневаясь и никогда не ошибаясь.
Елизавета Ивановна сидела у телевизора. Передавали хоккейный матч. В доме пахло валерьянкой.
– Мазила! Кому шайбу доверил?! Счёт не могут размочить, еле ноги таскают… Шайбу, шайбу! Давай, давай! Гол!..
Люба привыкла к подобным переживаниям своей мамы, сама не будучи болельщицей, и к спорту относилась равнодушно. Она сидела за пишущей машинкой, печатала с черновика переведённый ею английский детектив. С тех пор как им стали выдавать зарплату с перебоями, да и то не целиком, сотрудники библиотеки со знанием иностранных языков начали подрабатывать «на стороне». Завязались связи с новыми небольшими издательствами, которые обильно издавали в обложках и в переплётах произведения так называемой массовой литературы. Детективный жанр прельщал Любу более, чем любовные романы, тем более что ей давали на перевод отборные его образцы – книги английских авторов, по определению критиков вошедших в список классиков этого жанра. Почти все они были ровесники Агаты Кристи, писали в тридцатые – сороковые годы двадцатого века. Для неё это был неплохой заработок и увлекательное занятие. Словари у неё были, книги по страноведению об Англии, географии, истории тоже, что-то неясное можно было уточнить на работе, где в их комнате на полках стояли большие многотомные энциклопедии на английском.
Катерина вошла тихо, села на кровать и взяла телефон.
– Позвоню, ладно? Бабуля так орёт, разговаривать невозможно.
Набрала номер. Она говорила с подругой, и это был странный разговор:
– Да? А училка что? А Люська? Умора… Вот нахалка. Я бы на её месте… Умора… И чего теперь ей будет?.. Ну смех… Спятила старушка… Ой, что будет!.. Завтра собрание!
Катерина залилась смехом, положила трубку и обратилась к Любе: