Изумрудная муха

Степана Кузьмича посадили во главе стола, где обычно сидела тётя Мура, в её кресло, подложив пару диванных подушек. По обе стороны от него сели Анжела и Кристина, напротив – Капитолина Семёновна, Люба села сбоку, ближе к выходу. Она не собиралась здесь засиживаться. На туалетном столике перед фотографией тёти Муры со Степаном Кузьмичом поставили рюмочку с вином и на блюдце блинок. Свечку Люба привезла из Москвы. Выпили за упокой. Степан Кузьмич чуть отхлебнул, ему тотчас долили. Разложили по тарелкам кутью с блинами, хлеб, закуски. Анжела и Кристина раскраснелись, похорошели. Обе были, что называется, женщины «в соку», лет сорока, пухленькие, ладные. Обе крашеные блондинки с начёсанными наверх копнами волос и симметричными завитками по щекам. Такие причёски когда-то назывались «бабеттами». В ярких тёплых кофтах из мохера, подчёркивающих их аппетитные формы. Густо подведённые глаза со стрелками по моде, губы малинового цвета и маникюр в тон помады. Фасон взят из польского журнала, решила Люба. Смотреть приятно. Куколки. Капитолина Семёновна осталась в серой норковой шапке. На ней был темно-синий костюм джерси, какие доставали за бешеные деньги у спекулянток. Чиновницы и высокая торговая каста – женская её часть – сидели в театрах на премьерах точно в таких костюмах разных некричащих расцветок. Это был импорт из Великобритании. Спецраспределители были забиты этим товаром. Высшая знать понимала, что это уже «де-моде», в лучшем случае – стандарт, в Англии такие костюмы носят только девушки-клерки. Практичные жёны госчиновников покупали их со скидкой в закрытых распределителях, чтобы перепродать их вдвое дороже знакомым спекулянткам. (Деньги нужны были всем.) А те сбывали их богатеньким торговкам, жёнам и любовницам цеховиков и подпольных финансистов по немыслимым ценам, впрочем, не столь разорительным для данного слоя общества. Выпили ещё по одной, теперь за здоровье Степана Кузьмича. Анжела и Кристина старательно утешали старика, то припадая головой к нему на плечо, то поглаживая по колену, при этом не забывая подливать ему водочку и подкладывать закуску. Наперебой вытирали ему подбородок салфеткой.

– Степан, ты бы лучше винца выпил. Полезно для здоровья. Чего водку-то хлестать, – сказала Капитолина Семёновна. – Анжелка, возьми рюмку побольше из серванта и фужеры для воды. Вы с Кристинкой забыли их поставить. Поешь икорки, Стёпушка. Тоже полезно. Колбаски телячьей ему положите и сальца. К нему хренка и горчички. Ты же это любишь, Стёпушка.

Похоже, в доме Степана Кузьмича она была своим человеком. Тёплые интонации и ласковое обращение могли навести на более смелые мысли.

– Ладно, надо всё-таки сказать о покойной Марии Михайловне. Или Матрёне, я уж не знаю. Как они сюда переехали после войны, я ещё девчонкой была. Но понимала, что ваша тётя Мура, Любочка, не простая женщина. Видно было, что из благородных. Выйдут они летом со Степаном под ручку на наш бульвар – загляденье одно. Она в шляпке, завивка модная, глазки подкрашены, губки алые – артистка! Платья модные, лаковые лодочки на высоком каблучке. Сумочка тоже лаковая. Перчатки даже летом, как до революции. В ушах серёжки, на шейке бусы, на пальчиках колечки – всё старинное, настоящее. Выступает как лебёдушка. И духи «Красная Москва», а иногда «Ландыш». Со всеми здоровается, кивает. Моему сыночку однажды мороженое купила. Так всё культурно, интеллигентно. Зимой как Снегурочка. Шубка беличья и муфточка обязательно. Залюбуешься. И Степан рядом, красавец. Герой. В кино придут, сядут – аромат «Красной Москвы» на весь зал. Первое время на танцплощадку в клуб ходили. Пара прямо как в кино! Все наши глазели и гадали: кто такая? Может, артистка? Теперь я гляжу на вон те портреты её родных предков и понимаю, – Капитолина Семёновна устремила взор на старинные портреты на стене, и все повернули головы в ту сторону, – вон какого она происхождения! И Степан мне рассказывал… А скромная была, вежливая. Украшала собой наш посёлок… Царство ей небесное, как говорится. Не чокаемся. Любочка, не хотите побольше нам рассказать о вашей тёте Муре?

Люба не хотела. Но оживились Анжела с Кристиной.

– Я прямо влюблена в эти часики с амурчиками, и в эти подсвечники, и в люстру… И туалетный столик мне нравится… – лепетала пьяненькая Анжела. – Счастливая была Марья Михайловна, жила как королева.

– Ишь чего захотела, разбежалась. Мне тоже нравятся часики, только куда их ставить? Для них место нужно… Лампы тоже… Я вижу там хрусталь в серванте, тоже красивый. И тарелки, видать, старинные, кругом такое богатство… – рассуждала более практичная Кристина. – Да, пожила старушка за Степана Кузьмича спиной, – она восхищённым взглядом обвела комнату и её содержимое.

– Ну хватит! – скомандовала Капитолина Семёновна. – Анжелка, Кристинка, собирайте закусочные тарелки, ставьте большие из серванта. Подогревайте и несите второе.