Изумрудная муха

Она сидела у окна, на столе перед ней на клеёнке лежала небольшая икона Богоматери, та самая, что висела в углу над кроватью тёти Муры. Рядом два крестика с цепочками, маленькие серёжки и пара колец. Тут же две семейные фотографии, одна с прадедом Михаилом и вторая с вернувшимся из плена дедом Иваном. На полу вокруг стола были разбросаны скомканные газетные клочки и тряпочки. Таково было нетерпение Елизаветы Ивановны, что она разодрала пакет в клочья. Елизавета Ивановна, задыхаясь от гнева, говорила, почти кричала:

– Смотри: крестик золотой с цепочкой – бабушкин, девичий. Серебряный с цепочкой – мой, детский. Серёжки золотые с бирюзой – мои, девичьи. Колечки – бабушкины, девичьи. Всё загребла, поганка! У бабушки хранились. А мухи нет! Я все тряпочки, все бумажки прощупала. Нет мухи! Её невозможно было бы не заметить! Нету! Нету! – Елизавета Ивановна всхлипнула. – Скотина, ворюга! И он туда же! Икона прабабушки Натальи, у неё над кроватью висела. Перешла к твоей бабушке. Мурка у бабушки спёрла, дрянь. В то утро, от одра покойной… Возьми себе. Протри, она пропылилась. И окропи святой водой. Как следует. Ему зачем? Он за всю жизнь лба не перекрестил. Нехристь. Хорошо, что фотографии отдал. Тоже ведь у бабушки выкрала, гадюка. Мы их с тётей Варей искали-искали… – она опять всхлипнула. – А мелочишки я возьму, Катерининым детишкам завещаю. Она ведь крестик не носит и украшения не признаёт. Минималистка, как ты её называешь. Может, её дети не будут минималистами, как ты это называешь… Собери всё с пола и прощупай тряпочки… Хотя вряд ли, я двадцать раз проверила… Пойду к себе. Расстроила ты меня. Неужели нельзя было потребовать?! – Елизавета Ивановна сложила вещички и фотографии в большой клетчатый носовой платок покойного мужа, тяжело поднялась и направилась к себе. Там ещё долго горестно причитала, потом включила телевизор. Шла трансляция «Спящей красавицы» из Большого театра. Вероятно, запись.

Люба снова легла. Телефонный звонок прервал дрёму. Звонил Эдик:

– Поздравь меня, детка! Вчера имел потрясающий успех на конференции! Докладывал целый час! – Эдик был в эйфории, от радости он кричал. – Раскачал огромную аудиторию, после доклада подходили, спрашивали. Договорился о публикации. Сделаю себе рекламу. Без паблисити нет просперити! Ха-ха! Докторская в кармане, считай! Я у тебя молодец!

Люба представляла его сейчас: поджарый, бодренький, в тренировочном костюме, только что оторвался от письменного стола, чтобы сварить себе кофе, а заодно поболтать с ней по телефону. Телефонную трубку он преобразовал в микрофон с наушниками, чтобы были свободны руки для полезного дела, пока общаешься с кем-нибудь по телефону. Он терпеть не мог терять время. Вообще по природе своей он был преобразователем, первоиспытателем. Любил новые вещи, всякие приспособления и новинки. Его увлекали всякие свежие веяния и теории. Года два назад он занялся сыроедением, навсегда отказался от мяса, создал свою собственную систему питания, в которую свято верил. Люба не возражала бы, если бы он не стал с тех пор чаще и тяжело болеть. Прошлой зимой еле выбрался из воспаления лёгких, и неизвестно ещё, чем кончится для него этот март.

– Я, Любка, теперь каждое утро бегаю на лыжах у нас в лесу! Подтянулся, постройнел, мне сорока пяти никто не даёт! Вот что значит жить в новом районе, а не в вашем «каменном мешке»! Тут многие бегают и без лыж! Дорожка чистая, рядом с лыжнёй. Приезжай. Только возьми с собой треники. И никаких чтобы курочек и колбасок! А то выставлю за дверь! Шучу, конечно. Хочу попробовать бегать перед сном. Сосед сказал, что здорово спишь после этого.

– Может быть, я завтра…

– Ой, нет. Через час за мной заедут, у нас завтра сборище на турбазе нашего института. Маленький семинар, сауна, купание в проруби, лыжи. Вечером танцы. Конечно, есть девушки, а как же? Надо поехать, детка! Дело прежде всего. Не обижайся!

Люба не обижалась. У неё была своя забота – Катерина. Опять она осталась у Пети. Там мама строгая, а ведь позволяет. Наверно, так и надо. Но предстоит десятый класс. Могут узнать… Катерина ничего не боится. Или они теперь раньше взрослеют? Может, поколение такое?

Чуть позже Елизавета Ивановна позвала её к себе. Вечерний ритуал натирания спины скипидарной мазью прошёл в молчании. Когда Люба уходила, Елизавета Ивановна остановила её и тихо заговорила: