Изумрудная ведьма

Глэдис звонко рассмеялась, и Эль не смогла сдержать улыбки. Как удивительно складывалась все-таки жизнь. Эль отвела взгляд и уставилась на шедшую неподалеку группу студентов. Она видела светлые косы сестры, которая смеялась над чем-то, что рассказывали несколько присоединившихся к ним парней, судя по накидкам, с факультета алхимии. И сердце опять грустно заныло. Она скучала по Розе. Очень.

– Она одумается, вот увидишь, – тихо проговорила Глэдис, которая тоже смотрела в ту сторону.

– Или нет, – немного жестко откликнулась Эль. – Потому что, если слухи верны, то именно я виновата в наложенном на нее проклятье.

– Что? О чем ты? Какое еще проклятье? Что за бабкины сказки…

– Это не сказки, – медленно проговорила Эль, глядя, как отчего-то вдруг остановилась сестра. Она замерла, и даже отсюда было видно, как побледнело ее лицо. – Его наложил на нашу мать Черный Колдун. И…

Она не договорила, когда в следующий миг, вздрогнув, словно могла бы услышать эти слова, Роза пошатнулась, а потом медленно осела на влажную землю. Ее тонкая рука потянулась к груди, дергая завязки на лазурной накидке, и Эль бросилась к ней еще до того, как поняла, что происходит. Она бежала так быстро, ругая про себя ужасную длинную юбку и сковывавшую движения тунику, что легкие почти жгло. От тяжелого взволнованного дыхания шнуровка платья впивалась в кожу даже сквозь ткань, перед глазами все расплывалось, и только безумно хватавшая ртом воздух Роза будто бы не приближалось. Эль казалось, что она стоит на месте. Что земля вместо того, чтобы двигаться вперед, отматывает себя в обратную сторону. А потом вдруг бледное, словно выгоревшее на солнце лицо оказалось прямо перед глазами, и последнее, что успела заметить Эль, был рубиновый амулет, который потух до грязно-серого цвета.

– Роза! Роза, – прошептала она, падая на колени перед сестрой, которая задыхалась.

Уже выступила на губах первая кровь, которая на белой коже казалась едва ли не черной, и невидяще пялились перед собой голубые глаза. Но стоило Эль лишь протянуть руку и коснуться сестры, как та вдруг закричала. И это был вопль, наполненный болью и ужасом, когда она вдруг перевела внезапно осмысленный взгляд на ярко сверкавший медальон Эль. И чем сильнее был его свет, тем громче и безумнее кричала Роза.

– Что? Что происходит… Солнышко… Роза! Что… – испуганно бормотала Эль, пока пыталась ухватить сестру и хоть как-то успокоить. Но та вырывалась с таким отчаянием и кричала так страшно, что руки дрожали и никак не могли ни за что запиться. Эль всхлипнула.

Наверняка вокруг них прямо сейчас толпились какие-то люди. Разноцветные пятна их одежды дергались перед глазами и искажались, пока она усиленно смаргивала навернувшиеся слезы беспомощности. Было жутко. В ушах звенело от крика сестры, а потому Эль не сразу поняла, что кто-то пытается ей что-то сказать. Лишь когда ее со всей силы дернули в сторону, отчего руку прострелило обжигающей болью, она заметила блестевшие от капель дождя сапоги, затем черный китель, а потом взбешенное лицо Альбера Робредо.

– Отойди! Убирайся! – проорал он, таща за собой упиравшуюся Эль.

– Пусти меня! Роза…

– НЕ СМЕЙ!

Она не понимала, зачем тот это делает. Однако попытка снова приблизиться к Розе вызвала новую волну крика, а потом Робредо со всей силы отшвырнул ее в сторону. Эль упала на землю, больно проскользила щекой по мелким камням и вдруг услышала прямо над своей головой:

– Не приближайся к ней, слышишь? – Робредо говорил зло и быстро. – Не трогай ее. Понимаешь меня? Даже не думай!

– Мне нужно! Ей больно… – попробовала объяснить Эль, но вместо ответа услышала крик.

– Ей больно из-за тебя!

Слова будто что-то вспороли внутри живота, вынудив замереть в неудобной позе прямо на влажной земле. Эль смотрела перед собой, но не видела ни травы, ни серой тропинки, что уходила прямиком к Школе. Только дикий вой сестры все перекатывался в ушах и перед глазами раскаленным до бела шаром.

«Ей больно из-за тебя!»

«Что?!»

– Лучше уйди, – процедил Робредо, пока она хватала ртом воздух в попытке осознать сказанное. – Иначе будет лишь хуже.

– Но…

– Посмотри на себя!

Взгляд скользнул по сжавшим тонкие стебли рукам, и сердце будто остановилось. Его бешеный ритм больше не отдавался биением крови в ушах. Казалось, то просто умерло, когда Эль увидела опутанные знакомой черной дымкой Кошмара ладони. Его языки тянулись в сторону Розы, опутывая все ее худое тело и впитываясь в медальон, словно собирались его захватить. Взгляд снова вернулся к рукам и вдруг на этом застопорился. Потому что сквозь черные клубы магии, от самых кончиков пальцев и до края рукава такого же черного платья, те больше не сверкали бледными искрами магии, к которым она постепенно уже привыкала. Уже нет. К дикому ужасу Эль теперь ее кожа была по-настоящему изумрудной и становилась с каждым мгновением все зеленее, будто впитывала лившийся из зло мерцавшего медальона весь свет.

– Уходи, Страда. Ты ее самый страшный кошмар, а потому уходи, – едва слышно произнес Робреда, но когда Эль так и не пошевелилась, крикнул: – УХОДИ!