Он потянул куда-то вниз, и Эль не сразу поняла, что Фредрик уже удобно уселся на лестнице. Она попыталась было опуститься с ним рядом, но одним уверенным движением мужской руки оказалась вдруг у него на коленях. И надо было бы возмутиться. Во имя всего, это же так неприлично! Но вместо этого Эль шмыгнула носом и уткнулась куда-то в бледно мерцавший на шее синий узор. Запах металла стал чуть сильнее. А тем временем ноющих рук коснулись сухие губы, что зашептали уже знакомые слова на неизвестном Эль языке. Стало легче, и она тихо вздохнула.
– Ты ведь знаешь, кто я. – Шепот вышел довольно жалким, но Эль было плевать.
– Да.
– И Робредо…
– Да.
– Все знали. Кроме меня.
Она опять постыдно шмыгнула носом и постаралась отвернуться, но ей не позволили. Мягко проведя по ее щеке, Фредрик вдруг тихо хмыкнул и немного удивленно пробормотал:
– У тебя изумрудные слезы. – Эль вздрогнула и хотела было отстраниться, только вот держали ее очень крепко, потому что Альва цокнул языком. – Сначала только догадывались. Но что с того? Эль, это ведь ничего не меняет…
– Меняет! Робредо был прав, когда…
– Нет. Он не был прав: ни в том, что делал, ни в том, как именно поступил. Ты не виновата в случившемся. Так просто работает магия и наложенное на Розу проклятье. А потому его поведение было ошибкой, и он должен быть за это наказан.
– Но…
– Альбер знал, что, если с тобой что-то случится, или кто-то вдруг причинит тебе боль, я об этом узнаю.
– Что?! Нет! Нет-нет-нет! – Она снова попыталась вырваться, но Фредрик держал ее крепко.
– Так работает магия, Эль, – повторил Альва с нажимом, и она вдруг замерла.
– Твое заклятье. Профессор сказал, ты…
– Да.
– Но почему? – Эль пыталась во тьме снова поймать взгляд светившихся глаз, но Фредрик не смотрел на нее. Он отвернулся, и в его словах ей почудилась… Нет, не ложь, но Альва снова что-то не договаривал, но разбираться с этим не было сил.
– Много лет назад мой отец спас одну ведьму. Он нашел ее на границе Механического леса, так что не было сомнений, откуда та появилась. И хотя отец знал, чем это ему грозит, он сделал, что был должен. За что позже и поплатился. Но это был его выбор – пойти против твоего отца и попробовать спасти твою мать, и, похоже, тебя заодно. В ту ночь он поклялся защищать ее, Эль. А после его смерти клятва добровольно перешла ко мне. Я не знал тогда там, на башне. Об этом мне рассказала уже твоя кровь. Но так работает наша магия, и мы ничего с этим не сделаем. Ни ты, ни я.
Голос Фредрика звучал удивительно ласково, пока его руки машинально баюкали Эль. А она уже не слушала и молча давилась рыданиями, пока едва касавшиеся щеки губы заговаривали жгучие ссадины.
Сколько они просидели на лестнице, Эль не знала. Слезы давно закончились, и почти не светились хватавшиеся за Фредрика руки, когда дверь на лестницу вновь приоткрылась. Словно сквозь сон она слышала голоса, но не понимала, о чем те говорили. Кажется, что-то о дерзких мальчишках и старой магии, после чего ее куда-то долго несли. Эль еще успела разглядеть очертания своей комнаты, прежде чем провалилась в глубокий сон.
За серой пеленой гор, за Металлическим лесом, за острыми, точно лезвия, травами, за ржавого цвета ручьями, там, где заканчивалась тропинка из тусклого желтого кирпича, и посреди царившей вокруг неживой тишины стояла одинокая башня. Она находилась здесь вот уже много лет, и ни зверь, ни птица не решались нарушить ее покой. А потому черный шпиль бесшумно возносился прямиком в небо, словно хотел укоризненно проткнуть его своей острой вершиной и отмстить за свое одиночество и за боль, что скрывалась меж этих стен. И стоявшая возле узкого стрельчатого окна облаченная в темную хламиду худая фигура казалась такой же мертвой, как мир вокруг. Ее темные волосы будто поглощали весь солнечный свет, что рискнул проникнуть сквозь крошечную бойницу. И лишь накинутый на плечи тяжелый плащ изумрудного цвета едва заметно колыхался в такт поверхностному дыханию. Будто живой.
Неожиданно человек все же ожил, едва заметно шевельнув пальцами, но так и не оглянулся, когда за его спиной возникло небольшое свечение.
– Тебе не стоит делать это так часто, – раздался в тишине пустого зала женский голос. И в нем было столько нежности, что по-прежнему стоявший спиной к своей иллюзии мужчина с силой зажмурился.
– Не делай вид, будто тебе не все равно, – наконец откликнулся он.
– Я не могу лгать, ты же знаешь, – последовал грустный ответ, и человек болезненно усмехнулся.
– Не можешь, – протянул он. – Но хочешь.
Воцарилась тишина. Иллюзия не спешила с ответом, да и что она могла бы сказать? Ее кровь, которая у него еще оставалась, помнила только это – время, когда Освальд был счастлив. Но была ли в те дни счастливой она? Маг покачал головой и наконец повернулся, глядя на застывшую перед ним женщину. Она казалась такой настоящей, такой близкой, но… Протянув руку, он по привычке скользнул по темным волосам, забранным в длинную косу, и не ощутил ничего. Только пустоту и легкое покалывание собственной магии.