С того самого дня, который Эль про себя назвала «Днем больших откровений», прошло больше недели. А может, чуть меньше. Она не считала, предпочитая даже из башни не выходить лишний раз, если того не требовали занятия или собственная совесть. Впрочем, последняя, наверное, и была той самой причиной, что вообще заставляла вставать по утрам. Эль словно зависла где-то посреди своей жизни, не зная, в какую ей двинуться сторону. Она захотела поговорить с Розой, едва увидела ту через несколько дней в одном из коридоров Школы. Но сестра испуганно шарахнулась в сторону, и ее бледное, ставшее почти прозрачным лицо, казалось, сделалось вовсе бесцветным, так что подойти ближе Эль не решилась. Она отлично помнила сказанные ей Робредо слова и перекатывала в своей голове каждое, с каким-то самоубийственным удовольствием чувствуя, как те разъедают собственную душу. Но Эль не хотела ни с кем об этом говорить. Даже с профессором, который на следующий день сухо и деловито рассказал ей о кошмарах, управлении ими и, конечно, защите от таких сновидений. Однако на вопрос, откуда же взялся тот самый, что поразил Розу, он не ответил. Все и так было ясно. Проклятье почувствовало свою первородную магию и… сработало. Поэтому отныне Эль избегала людей.
Как-то так получилось, что она старательно обходила стороной и Фредрика. Она знала, что Альва приходил несколько раз. Слышала ответы недовольного профессора на довольно вежливые просьбы, но молча уходила к себе в комнату. Осознание, что отныне она не Эль Страда, которой, на самом-то деле, и так никогда не была, а дочь самого проклинаемого Колдуна, было безжалостно. Она поняла бы все что угодно, согласна была узнать о себе любую неприглядную правду, но именно эта рождала в душе такую черную безысходность, что хотелось кричать! Но вместо этого Эль складывала на коленях руки и долгие минуты смотрела в одну точку, пока в голове бился нервный вопрос: что делать?
Быть может, ей стоило бы убежать? Покинуть Школу, не доставлять никому лишних проблем… Но едва она только задумалась о чем-то подобном, как увидела направленный на нее взгляд Фредрика. В первые дни он не делал попыток подойти и поговорить, свято чтя ее желание разобраться в себе, но, кажется, прекрасно знал, какие именно мысли крутилось у Эль в голове. Однако в один момент он все же решил, что ожидание окончено.
– Ты не можешь бегать от меня вечно, – услышала Эль вчера, когда Фредрик умудрился поймать ее в любимом уголке библиотеки. Возможно, это было случайностью, но, скорее, его привело чутье. Оно и те самые руны на ее коже, что то и дело вспыхивали утешающим теплом. – Я знаю, как тебе плохо.
– Предпочла бы это не обсуждать, – огрызнулась она. – Твой поступок все еще довольно сомнителен. Не хочу знать, зачем ты это сделал со мной. Мне плевать.
– Эль…
– Что тебе надо? – Она повернулась к замершему у книжного стеллажа Волку. Он стоял, скрестив на груди руки, и смотрел так мягко и нежно, что Эль не выдержала этого искреннего участия в его взгляде, отвернулась и проворчала: – Ты будто чувствуешь, когда должен появиться и как словно рыцарь разогнать тучи над моим убогим мирком. Как благородно…
– Не чувствую. Знаю, – с нажимом, но все так же с улыбкой проговорил Фредрик. – Но здесь даже магия не нужна. Я и так могу сказать, о чем ты думаешь.
– И о чем же?
– Тебе одиноко. А еще страшно, – ровно произнес он, и озвученная правда больно резанула по глазам горячими слезами. Эль часто заморгала.
– Уйди.
Но Фредрик словно не слышал. Вместо этого он шагнул к Эль и взял ее за руку, вынудив посмотреть на него, а затем медленно встать под его взглядом. Альва не произнес ни слова, но она отчего-то знала, что должна делать. А потому Эль позволила себя обнять и прикрыла глаза, чувствуя, как разом исчезает тревога, едва вокруг нее сомкнулось кольцо сильных рук.
– Я ни о чем не прошу тебя, Эль Страда. Совсем. Повторюсь, ты свободна в своем выборе и желаниях, но знай, я всегда буду рядом.
– Наверное, подобные клятвы – это ужасно неудобная вещь, – неожиданно прошептала она, глядя, как играет тусклый свет магических светильников на бронзовой вышивке ворота кителя Фредрика. Дикие звери и травы. Она прикрыла глаза и сделала вдох. Забавно, но Альва пах точно так же – лесной свежестью, а еще чуть-чуть своим волком. – Почему с тобой так спокойно?
Вопрос вырвался сам, и Эль раздосадованно прикусила губу. Но тут в груди Фредрика что-то задрожало, и она с удивлением поняла, что это был смешок.
– Ну, это тебе лучше спросить у себя… – хмыкнул Альва, а потом вдруг прижал ее крепче. И Эль услышала, как лихорадочно забилось его волчье сердце. А еще через мгновение вдруг поняла, что ее невольно вырвавшиеся слова внезапно оказались удивительно дороги Фредрику. Словно… словно он действительно безумно хотел их услышать. Но почему? Оставалось только гадать.