несутся за окнами сломя голову,
и в вагоне пусто,
мне кажется,
что леса в панике
и остановить их бегство
уже невозможно.
Поэтому я побаиваюсь
ранних электричек.
Поздняя осень
Среди голых,
босых деревьев
брожу,
тепло одетый,
в новых ботинках на толстой подошве.
Совестно мне как-то.
«Постучи в мое окно…»
Постучи в мое окно,
путник,
разбуди меня внезапным стуком
среди ночи,
постучи и пройди мимо
ночным путем.
Выйду на крыльцо —
никого.
Обойду вокруг дома —
никого.
Выбегу на улицу —
никого.
– Что за черт, – скажу, —
никого! —
и не засну до утра.
Потревожь меня
бестревожного,
путник,
после полуночи.
Чего мне хочется
– Чего тебе хочется? – спрашивают. —
Чего ты, собственно, хочешь?
– Ничего, – говорю, —
ровным счетом ничего мне не хочется,
ничего я уже не хочу.
– Вот именно! – говорят. —
Ни черта ты не хочешь! —
И уходят.
– Подождите! – кричу
и подбегаю к ним запыхавшись.
– Простите, – говорю, —
я забыл.
Мне хочется
прожить остаток жизни
на берегу не очень широкой,
но глубокой реки
с высокими
зелеными
берегами.
Чертовские стихи
Я говорю:
Да ну вас!
Надоели вы мне!
Идите вы, знаете куда!
Они говорят:
Нет, не знаем!
Тогда я и говорю:
То есть как не знаете?
Идите к черту,
к лешему,
к дьяволу,
к чертовой матери
ко всем чертям!
И они послушно уходят.
Потом возвращаются.
Где, – спрашиваю, – были?
То есть как, – говорят, – где?
У черта,
у лешего,
у дьявола,
у чертовой матери,
и у прочих чертей!
Шутите! – говорю,
а самому завидно:
сижу дома,
никуда не хожу
и ни черта не вижу,
ни черта!
«Надуваем щеки…»
Надуваем щеки
будто трубим в большие трубы
вынимаем из кармана кулаки
будто мы хотим подраться
наклоняемся и что-то разглядываем
будто мы нашли нечто стоящее
распрямляемся и широко раскрываем глаза
будто мы чем-то потрясены
идем домой
раздеваемся
и ложимся спать.
Ничто нам не поможет
даже смерть
ничто нас не спасет
даже бессмертье
Вопросы и ответы
У меня куча вопросов
что?
кто?
где?
как?
откуда?
куда?
зачем
и почему?
и куча ответов
ничто
никто
нигде
никак
ниоткуда
никуда
неизвестно зачем
и непонятно почему
я недоумеваю
неужели ничто и никто?
неужели нигде и никак?
неужели совсем ниоткуда и никуда?
неужели совершенно неизвестно зачем
и совсем непонятно почему?
я сомневаюсь
и еще у меня вопрос
когда?
когда же наконец
когда?
только не отвечайте мне пожалуйста
никогда
прошу вас!
Из журнала «Литературное обозрение»
Шли
Шли бодро
шли и шли
мимоходом сшибая палками цветы
и ломая хребты доверчивым собакам
шли и звали идти с собой
и клялись
что их никто не остановит
их и не остановили
так они и ушли куда-то
больше их не видели
цветы снова растут
собаки снова бегают
говорят, новые идут
тоже с палками.
Из сборников «День поэзии»
Надо
Кто-то говорит для одних,
кто-то говорит для других,
кто-то говорит для третьих.
Трудно, конечно,
говорить всему человечеству,
стоя на холодном ветру
перед лицом всей вселенной.
Но надо,
обязательно надо
говорить
всему бесчисленному человечеству
перед лицом
всей необъятной вселенной,
не опасаясь
пронизывающего до костей
космического ветра.
Надо сказать человечеству
все, что думаешь.
Пусть оно удивится,
или расхохочется,
или задумается,
или заплачет.
Нельзя ничего
от него скрывать.
Многие
Многие о чем-то мечтают.
Одни – временами,
другие – частенько,
а третьи непрерывно
о чем-то мечтают,
непрерывно.
Многие на что-то надеются.
Одни – слегка,
другие – очень даже,
а третьи – со страстью,
с жаром,
от всего сердца.
Многие чего-то опасаются.
Одни – чуть-чуть,
другие – весьма,
а третьи ужасно
чего-то опасаются,
ужасно.
Но некоторые
ничегошеньки не опасаются,
вот в чем несчастье!
На морском берегу
Вышел я на берег моря
с душой открытой,
и ветер,
ворвавшийся в душу,
все в ней
разворошил.
Зачем же,
зачем же
вышел я на берег моря
с душой, распахнутой настежь?
Ведь знал же,
что ветер
ворвется в нее
немедля!
А затем я и вышел,
душу свою не прикрыв,
чтобы ветер в нее ворвался
и устроил в ней
кавардак полнейший —
именно затем!
Надоел мне порядок,
царивший в душе.
«Я накормил бы всех детей мороженым…»
Я накормил бы всех детей мороженым,
всем женщинам вручил бы по цветку,
а стариков лишил бы страха смерти,
да как-то некогда,
дел по горло.
Я море обнял бы,
расцеловал бы землю,
прижал бы к сердцу синий небосвод,
да все стесняюсь —
совестно на людях.
«Ах, братцы…»
Ах, братцы,
надо понемножку сомневаться
в самом себе,
в способности детей
построить башню вавилонскую
из снега
и в предсказаниях погоды,
и в гаданьях
до наглости навязчивых цыганок,
а также в том,
что спящие вулканы
вдруг не проснутся с грохотом
однажды.
Помучиться сомненьями
не грех,
повоевать с сомнениями
полезно.
А без сомнений
как-то скучно,
братцы,
честное слово.
Неопознанный летающий объект
Когда я летаю,
меня никто не узнает.
Одни принимают меня за дирижабль