Читаем Известный Алексеев. Т. 6. Избранные стихотворения полностью

Известный Алексеев. Т. 6. Избранные стихотворения

И не столько в тех стихах, где с артистизмом разыграны античные сюжеты и мотивы, а скорее в тех, где нет и намека на классические древности. Вот строки из стихотворения, давшего название книге «На мосту» (1976):

Глядел я долго,стоя на мосту,как вдаль текла Нева,как было ей вольготнотечь на закат,как было ей смешнотечь под мостами,то и дело огибаябыки гранитные…

А вот как совсем другой мост описывает Катулл:

Городок мой! Желаешь ты на мосту веселиться.В пляс готовы пуститься все. Одного только трусят —Плох мостишка. Прогнил настил. Сваи стали трухлявы…

Это Катулл в переводе Андриана Пиотровского, тоже петербуржца, начинавшего в Студии Лозинского. Пиотровский и создал для нашего времени русский образ Катулла с его естественностью и легкостью интонаций.

Как раз непосредственность, интонационная раскованность и связывают эти разные стихи. И кажется, особенно в стихотворениях Геннадия Алексеева о любви, что свободе и порывистости он сумел научиться именно у Катулла, прочитанного им свежо и остро, как овидиевские «Метаморфозы» прочитаны в рисунках Пикассо.

Вот Катулл (перевод С. Шервинского):

Будем, Лесбия, жить, любя друг друга!Пусть восходят и вновь заходят звезды, —Помни: только лишь день погаснет краткий,Бесконечную ночь нам спать придется.Дай же тысячу сто мне поцелуев,Снова тысячу дай и снова сотню…

А вот Алексеев:

…трогать губамиее гордо торчащие соскии позабытьчто было вчераи позабытьчто было неделю назади позабытьчто было тысячу лет назади не думать о томчто будеттрогать губамиее розовые соскии не слышать…как грохочут взбесившиеся часы…

Сходство интонаций, даже метрической поступи.

Собираясь писать об Алексееве, я взял в цэдээловской библиотеке его книгу «Высокие деревья» (1980), единственную, которой не читал. Оказалось, до меня ее брал в руки лишь один читатель. Читатель этот был Владимир Бурич. Он оставил карандашные пометки. Дважды, рядом с недовольным отчеркиванием, он, принципиальный верлибрист, написал: «метр». С ним можно было бы спорить, замечая, что метрические фрагменты легко обнаружить и в прозе, что у Геннадия Алексеева метрика лишь частный случай свободного стиха, что их строфическая организация опирается на интонационный рисунок… Но недовольство Бурича оправданно. За интонацией, за ритмическим строем стихов Алексеева довольно часто стоит силлабо-тоническая просодия, а его свободный стих приближается к белому, в нем, говоря его же словами, «…как бы сам собою появляется некий внутренний ритм, все приводящий в порядок».

Бурич пометил плюсом стихотворение «В ту ночь», в котором лирическое действие строится на двух варьируемых строчках из элегии Тибулла:

В ту ночь мы изрядно выпили.– Вот послушай, – сказал Альбий. —«Паллы шафранный покров, льющийся к нежным стопам,Пурпура тирского ткань и сладостной флейты напевы».– Неплохо, – сказал я, —но ты еще не нашел себя.Скоро ты будешь писать лучше.– Пойдем к Делии! – сказал Альбий,и мы побрели по темным улицам Рима,шатаясьи ругая рабаза то, что факел у него нещадно дымил.– Хороши! – сказала Делия,встретив нас на пороге.– Нет, ты лучше послушай! – сказал Альбий. —«Паллы шафранный поток, льющийся к дивным стопам,Тирского пурпура кровь и флейты напев беспечальный».– Недурно, – сказала Делия, —но, пожалуй, слишком красиво.Раньше ты писал лучше.В ту ночь у Делиимы еще долго пили хиосское,хотя я не очень люблю сладкие вина.Под утро Альбий уснул как убитый.– Ох уж эти мне поэты! – сказала Делия.– Брось! – сказал я. —

Разве это не прекрасно:

Перейти на страницу: