Читаем Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже полностью

В книге, за исключением глав, непосредственно касающихся поездки и первых впечатлений от Франции, нет четкого плана построения, ат-Тахтави хочет вместить в нее как можно больше полезных сведений, боится что-то упустить, для него важно все, вплоть до способов забоя скота на парижских скотобойнях. Расположение материала не определяется даже его значимостью, книга — своего рода энциклопедия Парижа, но при этом в ней постоянно звучит голос автора. К наиболее волнующим его сюжетам Рифа‘а то и дело возвращается, дополняет ранее сказанное, настойчиво проводит свою точку зрения. Дидактический пафос сочинения подкрепляется цитированием мудрых изречений, поучительных сентенций, известных пословиц и поговорок. Как арабских, так и французских.

Состав книги отражается и в ее языке. Ат-Тахтави столкнулся в Париже со множеством новых реалий и понятий, не имевших словесных обозначений в арабском языке. Отсутствие нужных выражений, терминов заставляет его иногда пользоваться французскими или прибегать к описательности, но часто он старается подыскать подходящие слова для перевода названий учреждений, научных, технических, медицинских терминов, явлений общественной и культурной жизни с помощью переосмысления существующих в арабском языке лексических единиц. Именно этот путь оказался в дальнейшем основным способом введения неологизмов из европейских языков в арабский. С одной стороны, включение европейских лексем затруднялось морфологическим строем арабского языка. С другой — использование арабских корней для перевода неологизмов диктовалось особым отношением арабов к своему языку как «к языку Откровения и сокровищнице ценностей прошлого» (Cachia, 30). Разнобой в терминах, в частности, обозначающих разные типы периодических изданий, театр как феномен культуры и как театральное представление и место, где оно происходит, ощущался у арабов довольно долго. Так, для газеты и журнала единые термины (джарида и маджалла) были приняты лишь в начале XX в. по совету переселившегося в Египет известного филолога, ливанца Ибрахима ал-Йазиджи (1847—1906), сына пионера ливанского просветительства Насифа ал-Йазиджи. Но в египетском разговорном языке прижилось и слово гурнал (мн. ч. гаранил) в значении «газета». Слово масрах (театр), толкуемое как «место игры и плясок», впервые появилось в большом толковом словаре арабского языка «Мухит ал-Мухит» (1866—1869) ливанского просветителя Бутруса ал-Бустани, но в обиходе часто употребляется и слово тиатр. Случаи вхождения в бытовой язык каирцев «отторгнутых» литературным арабским иностранных слов через каналы устного общения с иностранцами нередки. Так, «рубабеккийа!» (от ит. roba vecchia — старое платье) стало призывным кличем каирских старьевщиков, «мангарийа» (от ит. mangiare — есть) употребляется в значении «еда», «фантазийа» — в значении «празднество».

Арабский язык «Описания Парижа» с точки зрения словарного состава и стилистического разнобоя сравним в известной степени с языком русской письменности XVIII в. Высокий и низкий стили образуют в некоторых местах текста живописную смесь, рифмованная проза перемежается просторечием, слог переводов из французских учебников и справочников заметно отличается от слога цитируемых арабских источников, слова турецкого и персидского происхождения соседствуют с арабскими литературными и египетскими разговорными, с французскими в арабской графике, передающей, иногда искаженно, либо произношение слова по-французски («ал-икимбуктур», «ал-Этазония»), либо его правописание («Васхингтон» вместо «Вашингтон»). Ат-Тахтави стремится к научной точности и ясности выражения, логика развития мысли ему никогда не изменяет. В то же время многозначность арабских корней, размытость значения многих лексем, к примеру, таких часто употребляемых автором, как ‘азим (великий, огромный, знатный, важный, серьезный, великолепный), гариб (чужой, неизвестный, странный, диковинный), ‘аджиб (удивительный, чудесный, замечательный, необыкновенный), сина‘а (искусство, ремесло, профессия, промышленность, производство), фанн (искусство, мастерство, наука, техника, отрасль), амр (приказ, распоряжение, дело, обстоятельство, положение, вопрос), му‘амала (обхождение, обращение, дело, торговля) и т. п., временами создают трудности при переводе. В целом же стиль ат-Тахтави лишен вычурности, тяготеет к простоте и ясности, что и было отмечено французскими рецензентами его сочинения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука